Любовные письма великих людей. Женщины

Дойль Урсула

Теперь о гербе. Как английский принц, Вы не можете претендовать на него, и дядя Леопольд не имеет права делить на четверти английский герб, но правитель может разрешить это данной ему королевской властью: на такой шаг пошел ради дяди Леопольда принц-регент, и я сделаю то же самое для Вас. Но это возможно только при условии королевского повеления.

Следовательно, я без промедления распоряжусь выгравировать для Вас печать… Я прочла в газетах, что Вы, дорогой Альберт, получили много орденов, а также что королева Испании пожалует Вам орден Золотого Руна…

Прощайте, дражайший Альберт, и почаще думайте о своей преданной

Виктории Р.

Королева Виктория – королю Бельгии

(20 декабря 1861 года, отправлено из Осборна)

Мой

дражайший, добрейший отец, ибо я всегда любила вас как отца! Несчастная малютка, восьми месяцев от роду лишившаяся отца, стала убитой и раздавленной горем сорокадвухлетней вдовой! Моя счастливая жизнь кончена! Я лишилась целого мира! Если мне суждено жить и дальше (и я постараюсь стать ничем не хуже, чем есть), значит, впредь я буду жить только ради наших бедных, оставшихся без отца детей, ради моей несчастной страны, которая в его лице лишилась всего сразу, и при этом я намерена поступать только так, как пожелал бы он, ибо он рядом со мной, его дух направляет и вдохновляет меня! Но оказаться отрезанной от мира во цвете лет, увидеть нашу чистую, счастливую, тихую, домашнюю жизнь, единственно способную примирить меня с моим пренеприятным положением, и оказаться отлученной от нее в сорок два года, когда я так рассчитывала, что Господь никогда не разлучит нас, даст нам состариться вместе (хотя он часто заговаривал о мимолетности жизни) – как же это ужасно, как жестоко! Но, возможно, это было сделано ради его блага, его счастья! Он был слишком чист, его устремления были слишком возвышенны для этого жалкого, ничтожного мира! Его великая душа только теперь наслаждается благодатью, которой она была достойна! Я не завидую ему, только молюсь, чтобы моя душа совершенствовалась, дабы пребывать с ним в вечности, блаженного мига устремления в которую я с нетерпением жду. Милый, милый дядя, как хорошо, что Вы приедете! Утешение будет невыразимым, Вы так хорошо умеете объяснять людям, как им надлежит поступать. Что до моих добрых слуг, в особенности бедняжки Фиппс, никто не сравнится с ними в преданности, никто не горюет больше, чем они, и не старается во всем исполнять его волю!

Приезжала добрая Алиса, она чудесна.

26-е полностью устроит меня. Вечно преданное Вам несчастное дитя

Виктория Р.

Эмили Дикинсон

(1830–1886)

Иногда я закрываю глаза и закрываю сердце для тебя, изо всех сил пытаюсь забыть, чтобы не печалиться, но ты не уходишь, о, нет, и никогда не уйдешь…

Эмили Дикинсон, принадлежащая к числу величайших поэтов XIX в., родилась в знатной массачусетской семье. Ее дед был основателем колледжа в Амхерсте, отец – его казначеем и членом суда штата Массачусетс. Он служил в сенате штата и в палате представителей. У Эмили был старший брат Остин и младшая сестра Лавиния.

Эмили получила образование в Академии Амхерста, затем провела год в женской семинарии Саут-Хэдли, ныне колледж Маунт-Холиок. В 1848 г., после годичного обучения в семинарии, она вернулась в принадлежащий семье дом, где прожила до конца своих дней. Пределы Амхерста она покидала только во время поездки в Вашингтон, округ

Колумбия, в Филадельфию и нескольких путешествий в Бостон. Писать стихи Эмили начала в двадцать с небольшим лет, находя для этого время в промежутках между выполнением домашних обязанностей.

Отдаление Эмили Дикинсон от всего мира, кроме близких родственников, происходило постепенно, но совпало с самым продуктивным периодом ее творчества, пришедшимся на начало 60-х гг. Ее самым влиятельным литературным наставником был писатель и сторонник радикальных взглядов Томас Уэнтуорт Хиггинсон. После того как в 1862 г. он опубликовал в журнале Atlantic статью с советами для молодых писателей, Эмили написала ему и приложила несколько своих стихов. Он оказал ей поддержку (хотя и был слегка смущен своеобразным стилем Эмили), и они продолжали переписываться на протяжении всей ее жизни, хотя встретились лишь однажды в 1870 г. в Амхерсте.

Наиболее близкие отношения Эмили Дикинсон поддерживала с Сюзан Гилберт, с которой познакомилась еще девочкой в Академии Амхерста и которой написала более трехсот писем. В 1856 г., после четырехлетнего периода ухаживаний, Сюзан вышла замуж за брата Эмили, Остина. Супруги построили дом по соседству. Брак оказался неудачным, но супруги прожили вместе до самой смерти Эмили.

О жизни в Амхерсте повествуют наброски биографии, оставленные Эмили Дикинсон, которые стали благодатной почвой для неуместных догадок и поверхностного психоанализа. Споров не вызывает лишь то, что уединенная жизнь дала Эмили возможность написать почти 1800 стихотворений. Лишь несколько из них были опубликованы при ее жизни, однако они в конце концов изменили представления людей о поэзии.

После смерти Эмили в 1886 г. в ее комнате нашли более сорока «выпусков» – рукописных томиков стихов, которые Эмили сама составляла и сшивала. Отдельные подборки были опубликованы (в том числе под редакцией Томаса Уэнтуорта Хиггинсона) в 1890–1935 гг., однако большинство стихов подверглось радикальной переработке в соответствии с бытующими в то время представлениями о том, какой должна быть поэзия. Лишь в 1955 г. в свет вышел сборник под названием «Стихи Эмили Дикинсон» под редакцией Томаса Х. Джонсона. В них был восстановлен принципиально особый синтаксис, прием использования заглавных букв и пунктуация, свойственные Эмили Дикинсон. Ее истинный талант наконец открылся широкой публике.

Эмили Дикинсон – Сюзан Гилберт (Дикинсон)

(6 февраля 1852 года)

Ты позволишь мне прийти, милая Сюзи, в том виде, в каком я есть: в запачканном и поношенном платье, в огромном старом переднике, с волосами… О, Сюзи, время не дает мне подробно описывать свою внешность, но я люблю тебя так же горячо, как любила бы, если бы была безупречна. Так что тебе за дело, правда? Я так рада, милая Сюзи, что наши сердца всегда так чисты, незапятнанны, прелестны, что их незачем стыдиться. Сегодня утром я старательно трудилась. Мне следовало бы работать и сейчас, но я не могу отказать себе в роскоши побыть минутку-другую с тобой.

Посуда может подождать, дорогая Сюзи, неубранный стол никуда не убежит – они-то всегда со мной, а ты не всегда. Да ведь у Христа множество святых, Сюзи, а у меня всего несколько. Но Сюзи ангелы не получат, нет-нет!

Винни увлеклась шитьем, как швея из романа, и я уже жду, что у дверей появится какой-нибудь рыцарь, объявит себя ничтожеством пред ее лицом и отдаст ей руку и сердце как свое единственное имущество, достойное того, чтобы отдать его.

Сегодня мы с Винни говорили о старости. Винни считает, что двадцать – опасный возраст, а я говорю, что мне нет дела, молода я или нет, да пусть будет хоть тридцать и ты, и больше ничего не нужно. Винни посочувствовала моему «жухлому и желтому листу», и я снова взялась за работу. Дорогая Сюзи, сообщи, как думаешь ты, не правда ли, бывают в жизни дни, когда старость не кажется столь печальной…

Этим утром я чувствую себя серой и унылой и думаю, что было бы утешением иметь писклявый голос, надорванную спину и пугать младенцев. Но ты не убегай, голубка Сюзи, я не причиню тебе вреда, я люблю тебя так нежно, что мне страшно.