Любовный пасьянс
Шрифт:
— Вы не довезете меня до станции? Только не говорите, что мне лучше сначала увидеться с Бартом.
— Хейзл…
— В любом случае сейчас я должна уехать. Если вы откажетесь, я позвоню и вызову такси. Но это займет больше времени, поэтому я предпочла бы уехать с вами.
Несколько минут Брустер раздумывал.
— Я отвезу вас, — наконец сказал он. — Хотя бы для того, чтобы убедиться, что вы благополучно сели в поезд. Но оставьте Барту записку, Хейзл. Пожалуйста.
Она собиралась сказать, что не хочет оставлять этому человеку никаких шансов на примирение,
— Зачем?
— Потому что иначе он будет волноваться и, скорее всего, помчится за вами на станцию. Вы ведь этого не хотите? — Брустер помедлил. — Или я ошибаюсь?
— Меньше всего на свете, — твердо солгала Хейзл и схватила ручку так, словно это была шпага. Руки ее дрожали так сильно, что она едва могла писать. — Не беспокойтесь, — заявила она. — Мою записку он не скоро забудет!
12
На этот раз Хейзл не стала навещать своих друзей, а отправилась прямо в Эдинбург. Несколько дней она провела, запершись в своей квартире.
Она ждала. Проклинала себя за это, но все равно ждала. Пыталась убедить себя в том, что на самом деле ничего не ждет, и снова ждала, что Барт каким-то образом даст о себе знать… несмотря на то, что в ее записке было четко сказано, чтобы он никогда больше не появлялся у нее на пороге.
Но он, видимо, воспринял ее слова буквально, и теперь Хейзл ничего не оставалось, кроме, как попытаться начать строить свою жизнь и карьеру заново.
Те сбережения, которые ей удалось скопить, были невелики, и теперь ей предстояло обойти немало агентств в поисках работы вроде секретарской, хотя бы на первое время.
Вскоре она выяснила, что у людей короткая память. Предложения, связанные с ее основной специальностью, были крайне немногочисленны, что не позволяло рассчитывать на стабильный доход.
В частности, Хейзл позвонил старый друг Брустера, который хотел отметить совершеннолетие своей дочери. Она с радостью согласилась организовать этот праздник, надеясь, что работа поможет ей отвлечься от ненужных мыслей.
И все же на душе у нее было тяжело.
Несколько раз она подходила к телефону, собираясь позвонить Барту, но каждый раз опускала трубку на место, так и не набрав номер. Большую часть семейной жизни Хейзл уличала мужа в многочисленных изменах и, если и извлекла какой-то урок — так это то, что невозможно постоянно выяснять отношения, унижаясь до скандалов и ссор.
В воскресенье утром Хейзл проснулась от настойчивого звонка в дверь.
Полусонная, она встала с постели и набросила золотистое шелковое кимоно. Звонок прозвучал снова. Хейзл открыла дверь и увидела Барта. Несколько мгновений она изумленно смотрела на него, пытаясь скрыть радость.
— Что тебе нужно? — наконец спросила она.
— Можно войти?
— В прошлый раз ты об этом не спрашивал.
— В прошлый раз все было по-другому.
В уголках его рта появилось что-то похожее на улыбку, и Хейзл оскорблено подумала о том, что он, судя по всему, не чувствует себя виноватым. Она пожала
— Чувствуй себя как дома.
Губы Барта еще шире раздвинулись в улыбке, и она мысленно выругала себя за опрометчиво сказанные слова, которые могли прозвучать двусмысленно.
Они стояли в прихожей лицом друг к другу, словно два боксера на ринге, обмениваясь подозрительными взглядами. Но Хейзл заметила на лице Барта и еще кое-что. Это был гнев.
Она холодно спросила:
— В чем дело?
— Похоже, у тебя проблемы с общением, — заметил он. — Возможно, твой первый брак распался именно из-за этого.
Хейзл в недоумении уставилась на него.
— Какие бы проблемы ни возникали в твоей жизни, ты предпочитаешь, как страус, прятать голову в песок, — продолжал Барт.
— Не понимаю, о чем ты…
— О твоем отъезде. Ты даже не подождала меня, потому что не хотела ничего со мной обсуждать. Так ты поступила и с Харли?
— Оставь в покое моего бывшего мужа! — возмущенно воскликнула Хейзл. — С ним все было по-другому!
— Ты уверена? — Синие глаза Барта казались узкими лезвиями клинков. — А по-моему, все прегрешения твоего бывшего мужа ты автоматически приписываешь каждому мужчине, которого встречаешь на своем пути.
Хейзл не стала говорить о том, что Барт — единственный, с кем она была близка после развода. Вместо этого она сказала:
— У тебя хватает своих прегрешений.
— Так почему бы тебе не рассказать мне о них? Как знать, может быть, это избавит меня от визита к психоаналитику?
Хейзл заставила себя говорить ровно и спокойно, хотя была близка к истерике.
— Ты разозлился на меня из-за Валентинова дня, так?
— В этом как раз нет ничего странного.
— Потом ты приехал ко мне с предложением устроить праздничный вечер в честь дня рождения твоей матери.
— Именно так.
— А заодно — чтобы доказать мне, насколько неверно я о тебе судила, тогда как на самом деле ты — милейшее создание.
— Милейшее? Хм… Ну что ж, может быть. — Барт с вызовом взглянул на нее. — Ты сама это сказала.
Хейзл покачала головой. Она не собиралась позволять ему снова начинать легкий флирт.
— Но правда оказалась гораздо более неприглядной. На самом деле ты разозлился настолько, что решил отплатить мне, причем самым отвратительным способом.
Барт приподнял брови.
— То есть заняться с тобой любовью?
Хейзл страдальчески поморщилась.
— Не называй это так! На самом деле ни о какой любви не было и речи! Мы просто переспали, вот и все. Именно это входило в твои планы. Брустер сказал мне об этом.
— Брустер не имел никакого права обсуждать это, с тобой в мое отсутствие.
— Может быть, — резко ответила Хейзл, — но я чертовски рада, что он это сделал!
— Он не должен был передавать тебе слова, которые я произнес в гневе. Это была всего лишь кратковременная вспышка, — медленно проговорил Барт, подчеркивая каждое слово. — Скажи честно, Хейзл, что ты сама думаешь о той ночи? Нам было хорошо вместе, правда?