Любовный узел, или Испытание верностью

Чедвик Элизабет

– Неправда! – со смехом вознегодовал Оливер.

– Хорошо, неправда, – уступила Кэтрин, – но я скучаю по Англии и хочу вернуться домой.

Оливер покачал головой.

– Дорогая, мы почти все время будем в дороге, – сказал он, – и можем очутиться в опасности. Я не хотел бы видеть вас с Розамундой в числе тех, кто сопровождает армию. Здесь у вас, по крайней мере, есть жилье и место в мире.

– Да, – медленно кивнула Кэтрин, – да, жилье у нас есть. Но дом там, куда стремится сердце. Я не хочу расстаться с тобой на многие месяцы. – Она

нахмурилась – Ты хочешь, чтобы я осталась, потому что беспокоишься обо мне, но я хочу пойти именно потому, что боюсь за тебя.

– У тебя мало оснований бояться, – возразил Оливер, помахав левой рукой. – Разве похоже, что я попаду в первые ряды битвы?

– Возможно, нет, но ты и сам не хуже меня знаешь, как можешь оказаться в бою. Например, ждешь с обозом, а враг прорывается, и ты неожиданно попадаешь в самый центр битвы.

– Тем больше оснований для моей жены, чтобы держаться подальше. Если на обоз нападут, то все женщины или дети становятся общей добычей.

Кэтрин рассеянно отметила, что Оливер назвал ее женой: это было принято уже так давно, что все в Руане считали их законной парой, а Розамунду – их дочерью. Но она не была женой и сохраняла право выбора. Ей хотелось подчеркнуть это, но она придержала язык, потому что иначе разбередила бы и так едва зажившую рану.

– Пугай меня сколько хочешь, – сердито ответила она, – но ты меня не остановишь. Когда ты отплывешь в Англию, мы с Розамундой будем с тобой.

Оливер тяжело вздохнул.

– Упряма, как мул, даже хуже.

– Вот именно.

Кэтрин поняла, что выиграла. В его глазах была покорность и, может быть, искорка гордости. Но, если бы она успела поведать о предполагаемой беременности, ни о чем подобном можно было и не мечтать. Жена она ему или нет, но он запер бы ее на самом верху башни Руана на все девять месяцев. Она не собиралась лгать, но и не могла устоять перед грехом умолчания.

– Кроме того, – сказала она не столько ему, сколько себе, – если опасность станет слишком велика, мы с Розамундой всегда успеем уйти в Бристоль. Там мы окажемся в безопасности, а Эдон и Джеффри с радостью нас примут.

– Не сомневаюсь, – откликнулся Оливер, но в его глазах снова появилось отвлеченное выражение. Интересно, что он вспомнил благодаря ее словам о жизни в Бристоле? Теперь все изменилось. Граф Роберт умер от воспаления легких спустя несколько месяцев после набега принца Генриха, и его место занял старший сын, Филипп. Положение Оливера при дворе Генриха упрочилось: теперь он был обязан одному принцу, а не дому Глостеров. Визит в Бристоль будет болезненным.

Но Оливер думал не о Бристоле.

– Я не буду пытаться вкатить камень на гору и останавливать тебя, – сказал он. – Но что если…

Он прикусил нижнюю губу и взглянул на нее внезапно потемневшими и сузившимися серыми глазами:

– Что если ты снова встретишь Луи?

Вопрос застиг Кэтрин врасплох: словно сухая трава полыхнула от случайной искры. Не страх потерять ее при налете на обоз заставлял его протестовать

против желания уйти с ним, а страх лишиться ее из-за Луи.

– Он для меня меньше, чем ничто, – произнесла женщина со всей страстностью, на которую была способна. Они часто возвращались к этому, хоть и без слов. Она повернула рукой его лицо к себе и сказала у самых губ:

– Ты – мой мир. Да, я думала, что любила его когда-то, но все это было обманом, и я давно уже переросла все пустые ловушки, которые он расставлял.

Оливер отвел руку Кэтрин со своего лица, сжал пальцы и поцеловал ее. Она ощутила и страсть, и тревогу, и сама поцеловала в ответ, признавая его право на обладание, а затем вырвалась.

– Ты должен верить мне, Оливер. Иначе наша совместная жизнь не стоит ничего.

– Я верю тебе, – сглотнул он. – Я не доверяю только ему. Например… например, он потребует Розамунду. Ведь по праву она его дочь.

– Он давно отказался от всех прав на нее, – сказала Кэтрин и потрясла головой, чтобы стряхнуть эту ужасную мысль. – Вряд ли наши пути пересекутся, а если и так, то на сей раз я не буду жертвенной овечкой.

Она посмотрела через дверь и увидела, как возвращается выполнившая поручение Розамунда, вся освещенная солнцем и легкая, как сама весна.

– Я убью его раньше, чем уступлю хоть на дюйм, а тем более свою… нашу дочь, – закончила она тихо, но с глубоким внутренним убеждением.

В Кесарии Роксана лежала на кровати и проливала горькие слезы по поводу коварства мужчин.

Рядом со стенами Иерусалима Луи позволил своему коню и поклажному пони напиться вволю из Силоама и улыбнулся черноглазой женщине с золотыми браслетами, позванивающими на ее запястьях. Она оглянулась, давая понять, что считает его дерзким, но не настолько, чтобы это воздвигло непреодолимый барьер, а затем отвернулась, прищелкнув пальцами на слуг.

Луи смотрел, как они несут ее к городу в паланкине с красно-золотыми шелковыми шторами. Его ноздри наполнял экзотический аромат сандала и пачули, пробуждая охотничьи инстинкты. Занавеси раздвинулись, и женщина выглянула, чтобы посмотреть, следует ли он за ней.

Луи подумал, взял лошадей и так и сделал.

ГЛАВА 29

В мае Генрих Плантагенет отплыл в Шотландию ко двору своего дяди Дэвида, чтобы стать рыцарем и разработать план предъявления прав на королевство.

Хотя переправа проходила относительно спокойно, Кэтрин все время было ужасно плохо. Она перевешивалась через бортик, а холодная зеленая вода струилась и вскипала серебряными пузырьками в нескольких дюймах от ее лица. Женщина пыталась сосать имбирный корень, который обычно очень эффективно останавливал рвоту, но без всякого результата. Шесть лет тому назад при переправе через Пролив у нее тоже была морская болезнь, но отнюдь не с такими сильными приступами. Правда, тогда она не была беременна.