Любовью спасены будете...
Шрифт:
– Понесли!
В машине Носов еще раз померил давление, ни черта не слышно, чуть больше пятидесяти. Он включил большой плафон и увидел, что лоскутья, на которые он обратил внимание в лесу, – остатки колготок и кожи, а поясок на талии – все, что осталось от юбки, или что там у нее было? Кожа на спине местами обуглилась, и Носов, покрываясь липким потом, насчитал больше шестидесяти процентов поверхностей ожога…
Морозов оттеснил его:
– Виктор Васильевич! Дай-ка я венку поставлю! Прокапаем хоть баночку…
– Давай! –
Дверь в машину открылась, и в салон заглянул солидный дядя в очках и при галстуке.
– Я дежурный врач оперативного отдела, – сказал он, забыв назвать свою фамилию, – Вы, я слышал, нашли кого-то еще живого?
– Да, мулаточка, сильно обгорела, – объяснил Носов. – Шок.
– А еще что? – деловито осведомился очкастый дядя.
– Да бог ее знает? – завелся Носов. – Кости в руках и ногах вроде бы целы, а что там внутри, вскрытие покажет…
Очкастый дядя позеленел и отрывисто приказал:
– Везите в Склифосовского, там разберутся.
– Попробуем, – сказал Носов, – но восемьдесят первая ближе.
– Везите, не рассуждайте! И чтоб довезли!
Носов протянул руку и захлопнул дверь, мужик начал его раздражать. Умница Морозов умудрился поставить иголочку в венку и начал капать кровезамещающий раствор…
– Поехали, Толик! Гони! Чтоб через полчаса были в Склифе!
Толик в два приема развернул рафик и погнал…
Они ехали тридцать пять минут. Во время перегрузки на каталку Склифа у нее остановилось сердце. Носов ввел внутрисердечно адреналин, стукнул, качал непрямой массаж, пока катили ее по коридору к реанимации, там ей разрядили дефибриллятор пять, шесть, семь киловольт – без толку. Девушка потеряла много крови из-за внутреннего кровотечения… «А если б мы все-таки не послушались этого пердуна в золотых очках и повезли в восемьдесят первую, черт его знает?.. – думал Носов. – В конце концов, он ведь и фамилии даже не назвал… Можно было бы послать его куда подальше… А там что – они ждали нас с банками крови? Конечно же нет! Так что так и так шансов у нас не было… И у нее».
Отзвонившись из Склифа, они получили приказ ехать на подстанцию… «У меня ни одной бригады, – сказала диспетчер, – и пачка вызовов…»
На подстанции им сразу дали вызов. «Рутина» – как говорил Носов. Вилечка сидела в кухне и подновляла макияж. Носов полюбовался ею несколько секунд, она краем недокрашенного глаза увидела его и проговорила невнятно: «Сейчас, сейчас…» Носов подождал минутку, пока она доведет начатое дело до конца. Вилечка встала и прошлась походкой фотомодели, дразня Носова, тот поймал ее за талию, пользуясь моментом, что никого нет, и, чмокнув в щечку, шепнул: «Беги в машину, я сейчас…» В руке он держал карточку с последним вызовом за эти безумные сутки.
В
– Володя! Владимир Владимирович! Вовочка!
Морозов опять лежал на верхних носилках, он на них залез, еще когда выезжали из Склифа. «Поспать, когда есть время, – это святое», – говаривал Морозов и действовал согласно этому правилу… Вилечка тыкала кулачком в брезентовое дно носилок в проекции ребер Морозова, и тот наконец сдался:
– Ну что тебе, егоза?
– А говорят, это ты самолет уронил!
– Ага! Щазззз! С чего это?
– Сашка Костин сказал, что ты наколдовал, чтобы он упал.
– Да ладно чушь молоть! – Морозов разозлился. – Что ты сплетни собираешь?
– Он сказал, что ты, когда ложился, произнес: «ЧТО-ТО САМОЛЕТЫ ДАВНО НЕ ПАДАЛИ!» – произнесла Вилена гробовым голосом.
– Я не помню! Ну и какое имеет значение?
Носов привел Толика и садился в кабину. Услышав последнюю фразу Морозова, он спросил:
– Во сколько упал самолет?
– В четыре тридцать пять – четыре сорок, – ответил Морозов.
– А ты во сколько лег? – уточнила Вилечка.
– Я что, помню?
– Мы приехали с последнего вызова в четыре двадцать пять, – сказал Носов, подыгрывая Вилечке, – пять минут, чтоб постелиться и лечь, вот и выходит, что, кроме тебя, некому… Морозов, ты – террорист!
– Ну вас к лешему, – обиделся Морозов. – Куда мы едем и на что?
Носов поглядел в карточку.
– Тут рядом, мужик пятидесяти лет – посинел…
Морозов чертыхнулся:
– Еще один кадавр…
– Я же говорю, – засмеялся Носов, – твое дежурство без приключений не обходится… Проверь кислород. Я, когда принимал бригаду, смотрел – было достаточно.
Рафик, преодолев земляные раскопы на территории подстанции (уже год не могут закопать отрытую траншею), выкатился за ворота… Бригада Носова ехала на последний за сутки вызов.
Остановились у последнего подъезда пятиэтажки. Носов присвистнул: на пятый, без лифта… Вилечка тяжело вздохнула, а Морозов сказал:
– Может, не будем брать кислород?
– Ага, а потом ты сам за ним побежишь. Туда и обратно! – ответил Носов. – Пошли.
Он взял ящик, отдал Вилечке карточку и помог Морозову навьючить на себя сумку с кислородной аппаратурой.
Поднимались медленно, сказывалась усталость, накопившаяся за сутки… Подошли к двери.
– М-м-м-да, – сказал Морозов. – Замок здесь выбивали раз… пять, не меньше, и кнопки нет, одни проводки, и в них двести двадцать вольт.
Вилечка по малоопытности спросила:
– Может, не пойдем?
Носов толкнул дверь коленкой, и она, отвисая на одной петле, медленно отворилась. Глазам бригады предстал темно-коричневый коридор трехкомнатной квартиры. Стояла гробовая тишина, в которую Носов тихо бросил: