Любовью спасены будете...
Шрифт:
– Собака где?
– Я видел, как она залезала в палатку.
– Хорошо, если не ударится в панику, все будет нормально.
В этот момент избушка озарилась ярким свечением, Вилечка втянула голову. И почти сразу же ударил гром. Из палатки донесся лай. Герман подскочил к окошку, выглянул. Вилечке показалось, что он загородил свет, но стемнело мгновенно. Черная туча закрыла небо и полосовала молниями поляну и озеро. Окошечко выходило к лесу, и Герман не видел, как забурлила вода и из глубины стала подниматься мертвая рыба. За грохотом ничего не было слышно. Вилечка сидела на полу, зажав руками уши.
Маша
– Что? – Он наклонился к Машиному лицу.
– Приемник выключи!
– А! Сейчас.
– Дождя нет?
– Сухо пока.
– Скоро придет. – И как только Маша произнесла эти слова, молнии прекратились, будто отключили рубильник, и оглохший Герман почувствовал, как от атмосферного электричества волосы поднимаются. Маша тоже выглядела взъерошенной.
Динка, пока били молнии, бесновалась в палатке, ей хватало ума не выбежать наружу. Она спрятала голову под надувной матрац и утробно выла от страха при каждом ударе грома.
Маша приподнялась к Герману:
– Окно прикрой.
– А что?
– Опасно, может шаровая молния влететь.
Герман, пораженный, оглянулся на Машу.
– Ты думаешь?
– Чувствую.
Герман послушно отошел и прикрыл окошечко. Он уже две недели тут, и тогда, в начале шестидесятых, живя в сельской местности три года, он ни разу не видел такой грозы. Судя по звуку, молнии сместились за лес дальше, гром был все тише… Герман взглянул на часы: четыре ровно. Он снова включил приемник.
«…скорость ветра достигнет восьмидесяти – ста метров в секунду…» За треском и шипением слова терялись.
Герман задумался, считая.
– Это примерно триста километров в час!
Вилечка подняла глаза на Марию Ивановну.
– Мам, что это? – Под ней растекалась лужица.
– Воды! Герман!
Герман с Машей подняли Вилечку с пола и положили на постель. Герман ощупал плод, правой рукой определяя спинку, ягодицы вверху и головку, спустившуюся к лону.
– Головное предлежание, позиция первая. – Он достал из сумки фонендоскоп и выслушал сердцебиение. Животик у Вилечки уменьшился и уплотнился. Герман положил руку, почувствовал, как по матке пробежала еще слабая судорожная волна.
Вилечка поморщилась и сказала:
– Вот. Начинается…
– Еще только начинается, – сказала Маша. – Не торопись.
Она наклонилась к Герману, и в этот момент избушка содрогнулась от удара ветра. Герман опять подскочил к окну. Лес будто причесывали гигантской гребенкой, огромные сосны гнулись, тряся верхушками и напрягая корни. Герман увидел, как бревно, служившее им скамейкой, сорвалось с подпирающих колышков и покатилось в сторону избушки, набирая скорость. Герман ждал удара, однако, докатившись до обозначенного Машей круга, оно изменило траекторию и укатилось в сторону озера. Присмотревшись, Герман увидел, что травинки, щепочки и песок, будто натыкаясь на невидимую стену, оползают в стороны. Он оглянулся на Машу, та готовила на столике, на стерильной одноразовой простыне инструменты, шприцы и упакованные иглы с шовным материалом. И снова его поразила собственная жена. Двадцать лет вместе прожили, а о таких способностях и не подозревал. Это вам не пятерых пьяных парней загипнотизировать!
– Маша, откуда это?
– В хирургии взяла, – ответила Маша. –
– Умел. А ты боишься разрывов?
– А ты не боишься?
Избушка больше не дрожала, ветер посвистывал в щелях. Маша приоткрыла дверь, выставила мусорное ведро. Герман подумал – унесет, однако за дверью было спокойно. В сгущавшихся сумерках он увидел, что склоненная над озером ива на дальнем берегу упала ветвями в воду и тлела. Молния ударила, догадался Герман. На середине озера плавал какой-то непонятный рогатый предмет, с трудом Герман узнал вывернутый из земли уличный столик.
– Можно выходить? – спросил он жену.
– Не советую. Ветер еще не стих.
– У нас стол унесло.
– Завтра поймаем. Но ты, если хочешь, выйди, только далеко от дома не отходи. Я пока обработаю Вилечку.
Дочь лежала на спине и периодически постанывала. Герман засек периодичность схваток – каждые пятнадцать минут, еще не скоро – и вышел, притворив дверь. Его обдувал легкий ветерок. Со стороны леса вокруг избушки трава стояла дыбом, а дальше по поляне стелилась. Некоторые из деревьев на опушке лежали вывернутые с корнем, в дальней дубраве с треском отломился и рухнул на землю огромный сук. До Германа донесся шум. Он сделал шаг вперед, и тут же ему запорошило песком глаза, раздуло ноздри, потянуло к воде. Он качнулся назад. Тихо. Хочешь – верь, хочешь – не верь, подумал Герман. Рассказать кому – не поверят. А с чего это он будет рассказывать? Темнело все быстрее.
Дверь избушки приоткрылась, Маша выглянула:
– Заходи! – и, сильно размахнувшись, выплеснула ведро.
Будто по команде, с неба полило. Маша зажгла керосиновую лампу, повесила ее на стену. Герман обеспокоился:
– Не сгорим?
– Не каркай, – одернула его Мария Ивановна, – и не сгорим.
Вилечка сосредоточилась на схватках. Герман, подсвечивая фонариком, осмотрел ее еще раз, головка спустилась в малый таз. Он сказал об этом Маше.
– Я знаю, раскрытие на три пальца, – ответила та. Вилечка стонала, Маша держала ее за руку и говорила: – Не кричи, дыши, вдох ртом, выдох носом. И не тужься!
Вилечка кивала и тут же кричала натужно.
Маша пошлепала ее по щекам.
– Ты слышишь меня? Это вредно! Нельзя сейчас тужиться! Ты ребенка толкаешь в закрытую дверь!
Не смей! Терпи и дыши! Еще рано! – Она повернулась к Герману. – Сколько прошло после отхождения вод?
Тот глянул на часы:
– Четыре часа! Ого!
– Нормально, стимулировать все равно нечем, – сказала Маша. И снова к Вилечке: – Девочка моя, терпи, дыши и терпи!
Вилечка разожмурилась, она перевела глаза на маму:
– А Витя где?
Герману показалось, что он ослышался.
– Рядом! Терпи! Дыши носом, – твердо сказала Маша, – Виктор рядом! Он с тобой. Терпи. Не позорься!
– Не буду, – простонала Вилечка. – Витенька.
Германа бросило в озноб. Ему на мгновение показалось, что в изголовье над Вилечкой склонился Виктор Носов. Он зажмурился, а когда открыл глаза, видение пропало. Он взял марлевую салфетку и вытер пот на лбу у дочери.
– Терпи, девочка, терпи. – Герман перехватил ее руку у Маши. – Посмотри раскрытие.