Любой ценой
Шрифт:
– Оля! – я кинулась к ней.
– Куда? – крикнул Жора, но было уже поздно – я летела к подъезду.
Дождавшись моего приближения, Игорь неожиданно резко поставил мне подножку, я растянулась на земле рядом с Ольгой, а Игорь опрометью кинулся бежать.
– Стоять! – заорал Жора, пальнув из пистолета вверх, но за Игорем уже кинулся Старцев.
Жора подбежал к нам, молча доставая
– Оля! – тормошила я сквозь слезы сестру, не подающую признаков жизни.
Я схватила сестру за руку. Пульс был, но слабым.
– Что ты с ней сделала? – схватив Лариску за грудки, заорала я. – Я клянусь, что убью тебя, если с ней что-нибудь случится!
– Ничего с ней не случится! – меряя меня взглядом, в котором было столько ненависти, что мне стало не по себе, зло ответила Лариска. – Оклемается твоя Ольга. Хлороформом ее усыпили.
Тут появился Старцев, тащивший Игоря, заломив ему руку за спину. Он швырнул его Жоре, который тут же надел на Игоря наручники и повел к машине. Он втолкнул его туда и позвал Старцева.
– Михаил Константинович, проследи! – крикнул он ему.
– Не волнуйся, Георгий Михайлович, не упущу! – твердо ответил Старцев, и в его словах никто не усомнился.
Потом, отстегнув Лариску от двери, Жора повел и ее к машине. Лариска злобно шипела и посылала на наши с Жорой головы проклятия.
Я пыталась поднять Ольгу. Тут вернулся Жора и помог мне. Он легко поднял Ольгу на руки и понес к машине.
– Давайте первым делом в больницу, – озабоченно проговорила я, и Жора молча кивнул.
В больнице я заявила Жоре, что останусь с сестрой, а он пускай едет в отделение и сам разбирается с преступной парочкой. Жора не возражал.
Через некоторое время Ольгу привели в чувство. Я сидела рядом с ней возле постели и держала сестру за руку.
– Где я? – слабо спросила Ольга, открыв глаза.
– Все хорошо, милая, – ласково гладя ее по руке, сказала я. – Теперь все будет хорошо!
Эпилог
– Ну чо, баб Клав, с тебя поллитра! – услышала я знакомый настойчивый
Возле лавочки, на которой сидела баба Клава в окружении старушек, стоял Дрюня Мурашов собственной персоной.
– Это еще за что? – возмутилась старуха.
– А как же! Ты же на весь двор разнесла, что я преступник, убийца… А говорила, что не будешь больше напраслину возводить на честных людей!
– Дак я это… Того… – замялась бабулька. – Разве ж я знала, Андрюшенька, что оно так получится?
– Ты что, меня первый год знаешь? – продолжал наседать Мурашов. – Я же вырос на твоих глазах! Ты же меня в детстве на руках качала – и такое вероломство! Как же так, баб Клав? Бог не простит тебе такого, – грозя пальцем, сказал он. – Грех это, один из самых страшных.
– Господи! – прижала руки к груди старуха. – Да что ж ты меня пугаешь, Андрюшенька?
– Вот чтобы не коснулся тебя гнев Господний, нужно обещание свое выполнить и бутылку мне организовать.
Старуха, кряхтя, стала подниматься с лавочки. Не сказав ни слова, она прошла в подъезд, вскоре вернулась, неся в руках бутылку водки, и так же молча протянула ее Мурашову.
– Ну? – с тревогой спросила она.
– Чего – ну?
– Этого хватит, что ль, чтобы гнева Господнего уберечься?
– Я уж не знаю, как там насчет гнева Господнего, – сказал Дрюня, пряча бутылку за спину, – а меня ты здорово выручила. А бог – он что? Захочет – и так накажет.
С этими словами Дрюня быстро направился в сторону моего подъезда.
– И что ты, Кузьминична, его слушаешь? – вздохнула одна из старух. – Он тебе опять голову заморочил, а ты и уши развесила!
Баба Клава некоторое время помолчала, соображая, что произошло, потом, поняв, что Дрюня опять ее провел, заголосила:
– Ну, погоди, паразит проклятый! Вот только покажись мне на глаза – будет тебе гнев почище Господнего!
Я расхохоталась, прекрасно зная, что с секунды на секунду в мою дверь раздастся звонок.
И точно. Знакомый ритм «Спартак – чемпион» безошибочно указывал на то, кто ко мне пожаловал и с чем.
Я улыбнулась и пошла открывать. День начинался удачно.