Любвеобильный джек-пот
Шрифт:
И пожалеть бы ему ее сейчас – такую всю поникшую и несчастную, да себе могло дороже оказаться. И Гольцов, решив не быть мягкотелым, снова потребовал. И даже, перегнувшись через стол, тряхнул ее за плечо.
– Я не хочу скоро, Марта! Я хочу именно сейчас, понятно! Ты скажешь мне все! И то, зачем я тебе спустя год вдруг понадобился. И то, черт возьми, зачем мне твой дом? Или...
Дело, судя по всему было дрянным. Еще более дрянным, чем то, в которое ему не так давно довелось окунуться. Тогда можно сказать, он отделался легким испугом, разочарованием, ну
Теперь что? Что, кроме тюрьмы, грозит ему на этот раз?
– Или что? – Марта на него больше не смотрела, продолжая исподлобья рассматривать посетителей за соседними столиками.
– Или иди ты к черту, поняла! Можешь взять свои фотографии и шагать прямиком в милицию, мне плевать! Лучше я уж отсижу за то, чего не делал. Мне, кстати, не привыкать к подобным обвинениям. Чем буду вслепую ведомым тобой. Говори! Почему ты позвонила мне спустя полтора года? Почему навязываешь мне свой дом? И главное... Зачем тебе понадобились двадцать миллионов рублей.
– Я скажу, – решилась она наконец. – Надо было сказать тебе все с самого начала, а не ходить кругами. Дура я, дура... Ужин для чего-то этот дурацкий затеяла. Зачем?.. Я же не ем ничего после семи часов вечера... Ясно же, что ничего нет между нами, и быть не может. Отношений нет. Чувств тоже... Ты не только должен купить у меня мой дом, Дим. Ты просто обязан это сделать, понимаешь?
– Пока нет.
– Дело в том, что мой гадкий папаша... О, Господи! До сих пор не могу в это поверить!.. – Марта в который раз за вечер принялась всхлипывать. – Он умер, оставив все свои деньги тебе!
– Что??? – Это, пожалуй, было все, на что его хватило, все остальные слова растворились, сделавшись несущественными.
Его несостоявшийся тесть умер, оставив все ему?! Но как такое могло случиться?! Это же... Это же ненормально! Это же против правил! Тот так любил Марту. Боготворил ее от рождения. Дышать на нее боялся. Любой каприз, господи, любой...
Дочка захотела новый ротик, более пухлый и сексуальный? Пожалуйста, дитя мое! Всего лишь один телефонный звонок и только. Грудь чуть обвисла? Не проблема. Машина не того цвета?.. Кабриолеты в этом сезоне в моде?.. Канары? Ибица?.. Квартира в центре города?..
Все делалось для нее. Жилось и работалось для нее единственной. И остаться все должно было ей. При чем тут он?! С какого такого великого каприза судьбы его вдруг сделали наследником?!
– Этого не может быть!!! Ты врешь!!! – Это было первой спасительной мыслью, настигнувшей его и преградившей путь к паническому бегству.
Убежать Гольцову и в самом деле захотелось. Наплевать на приличия и любопытство присутствующих. И, не стесняясь, помчаться галопом через весь застеленный дорогим ковром зал. На выход. На улицу. И домой, домой, домой скорее...
– Если бы! – вздохнула Марта горестно, сгорбилась, уткнув подбородок в грудь. – Знаешь, мне тоже тяжело было в это поверить. Когда адвокат отца пару дней назад зачитал нам завещание... Мне сделалось так плохо. Веришь? Я читала, перечитывала,
– Сколько их?
Зачем спросил, и самому было непонятно. Уснувшая деловая хватка, видимо, пробудилась, почуяв запах хороших вливаний.
– Хватит! – Марта глянула на него зло и тут же прищурилась и зашипела, как гусыня, смешно вытянув покрасневшую шею. – Только не мечтай, что станешь пользоваться ими единовластно. Ты теперь у меня на крючке, дорогой! Коли не хочешь жениться на мне... Будешь платить! Всю оставшуюся твою поганую жизнь будешь платить, так и знай!..
Глава 12
– Лия Андреевна, вы можете пойти туда сейчас. Только умоляю вас... – долговязый Тишаков глядел на нее провинившимся ребенком и неловко переминался возле нее с ноги на ногу. – Недолго! У вас всего десять минут. У меня могут быть неприятности, понимаете?
Да все она понимала. Все буквально. И то, что не должен он был и не имел никакого права устраивать ей это свидание с Санькой. И то, что рисковал собственной карьерой. И то, что шел на риск лишь потому, что считал себя ей обязанным. Здесь вот, правда, мысли ее путались: не могла она найти объяснение его благородству, хоть убей, не могла. Он же всегда поступал с точностью наоборот, а тут вдруг стал так добр к ней.
– Идемте. – Тишаков взял ее под локоток, приподнял с жесткой скамейки в тюремном коридоре и потащил куда-то вглубь, приговаривая на ходу: – Я вас очень даже понимаю, Лия Андреевна. Вам жаль его, мальчишка же еще совсем. А такого наворотил...
Она хотела было снова возразить. Не виновен же был ее Санька, ясно же! Но не стала. Сил и так ни на что уже не осталось. Только лишь на то, чтобы посмотреть на мальчишку.
Три дня прометалась в горячке, организовывая похороны Филиппа Ивановича. Потом еще столько же, дожимая Тишакова. Тот упрямился из последних сил и все никак не хотел поддаваться на ее уговоры. Потом все же уступил, и вот она здесь.
Они шли минут пять. Сначала поднимались по винтовой железной лестнице, огороженной высокой решеткой. Потом снова проходили коридором вдоль тюремных камер. Узкие, выкрашенные коричневой краской металлические двери злобно щерились на них наблюдательными глазками.
Лия косилась на них, слушала гулкое цоканье собственных шагов и думала, думала, думала...
Как он может жить за такой вот дверью – ее маленький, несостоявшийся ребенок?! Как вообще там можно было существовать? Никогда об этом не задумывалась, хотя и проработала в милиции не один год.
Нары в два яруса. На них спят, едят, ненавидят, убивают. А то и спать бывает негде. Заселяют так, что только и возможно сидеть плотными рядами.
Саша... Сашенька... Голубчик, как же ты мог, а?! Она ведь только на несколько дней опоздала, оформляя документы. Подвел, как всегда, махровый российский бюрократизм.