Любвеобильный джек-пот
Шрифт:
– Ты их видел? – Лия пытливо уставилась на своего несостоявшегося ребенка. – Ты видел преступников?
– Я?.. Их?.. Преступников, что ли?.. Этих, что убили, что ли?
Санька облизнул растрескавшиеся губы. А у нее внутри тут же все сжалось и заныло.
Сейчас соврет, запаниковала она. Сейчас соврет, и тогда все. Тогда ей точно можно больше не жить.
– Саня! – Теперь уже она вцепилась в его рукава и тряхнула мальчишку как следует, заставив смотреть на себя. – От того, что ты ответишь, зависит наше с тобой
– Как это? – безжизненным голосом поинтересовался он, и все отводил и отводил глаза, что было отвратительным и безнадежным признаком.
– А так! Я ведь почти уже все документы собрала на усыновление, детеныш! Я ведь усыновить тебя собиралась, когда ты удрал...
– Да ладно! – Он недоверчиво глянул и тут же снова отвел глаза. – Врешь, ма! Так не бывает...
– Почему?
Ох, что сердце ее сейчас творило! Ох, что творило! Растрескивалось и разрывалось в клочья, и кровоточило, и саднило так, что плыло все перед глазами и звенело в ушах.
Как было справиться с собой, со своей жалостью, которая никогда еще не была хорошим советчиком?! Что было делать ей сейчас?! Тишаков, оказывается, был мудр, предостерегая ее. Знал, каких мук ей будет стоить все это: и правда Санькина, и ложь.
Она уже, если честно, боялась его правды. Боялась так, что дышать старалась через раз...
– Почему не бывает, Сань? – Рука сама собой погладила его шальную голову, пальцы скользнули по векам, щекам, задержались на обветренных лопнувших до крови губах. – Болят?
Он зажмурился с силой и замотал головой отрицательно. Но слезы, которых теперь он уже и стыдился, все же предательски выскользнули из-под длинных ресниц и горошинами скатились по скулам, и упали на заношенный черный ситец тюремной куртки.
Господи! Чего они так поспешили его переодеть?! Его же еще не осудили даже, а они уже и остричь успели, и в робу нарядили. И ведь нашли тоже, на три размера больше! Он же утонул в ней! А как старит-то она его, как старит. Будто и не двенадцать ему, а все сорок. Весь обветренный, заскорузлый.
Ох, грехи наши тяжкие, постичь бы, как все исправить это разом...
– Так не бывает, ма! – выдохнул он с судорожным всхлипом, все так же не раскрывая глаз. – Так не бывает! Особенно про меня... Кто ты! А кто я?! Я тварь подзаборная, преступник-малолетка... На мне грехов, как блох на собаке... Так не бывает, ма!
– Саня! – Голова просто разламывалась от боли и страшных мыслей. – Детка, посмотри на меня. Я когда-нибудь тебе врала?!
– Нет, – ответил он, не глядя. – Никогда.
– Так вот я тебе обещаю, что так все и будет. Как только мы с тобой выберемся из всего этого, так все сразу...
– Сразу не получится, ма, – вдруг перебил он ее странно потухшим голосом и упал лицом на стол, еле успев подставить локоть, иначе разбился бы точно. – Так не бывает.
– Ты видел их, Саня?
Зачем спросила, и сама не знала. Видел, конечно, и так было ясно. Потому, как и что он рассказывал, ей уже все сразу стало ясно. Он их видел...
– Видел, ма.
– Узнать сможешь?
– Да! – Его спина натянулась тетивой, ожидая ее следующего вопроса.
И она его задала:
– Где ты видел их, сынок?! – спросила и тут же задохнулась в ожидании его ответа, он же приговором мог стать им обоим – его ответ.
Санька молчал непозволительно долго. Он не имел права так долго молчать! Тишаков уже приоткрыл дверь на ширину в два пальца и не закрывал ее уже больше, ясно давая понять, что время истекло. Она истерзалась вся от жутких предположений, о самом страшном даже думать боялась. Ведь после этого, только смерть – избавление. А Санька все молчит и молчит, словно обдумывает, как половчее ее снова обмануть. Снова... Почему сразу снова?! Он же и не врал ей еще никогда... может быть.
– Мы вместе обедали, – приподняв голову с локтя и покосившись на приоткрытую дверь, прошептал он.
– Что?! С кем обедали вместе? С убийцами? Где же, где?! – Лия тоже, поддавшись его порыву, зашептала: – Ты что, знаком с ними?! Господи! Санька!!! Чего еще я про тебя не знаю?! Где ты обедал с ними?!
– В тот день... В приюте для бездомных вместе щи благотворительные жрали, – пробубнил он, снова упал лицом вниз и закончил глухо: – Все, ма! Уходи! Время вышло...
Глава 13
– Время вышло... Время вышло... – бездумно повторяла Лия, лежа на диване в собственной гостиной.
– О чем ты? – Гольцов сидел в кресле напротив, локти упер в колени, подбородок пристроил на стиснутых кулаках. – О чем ты, Лия?
– Время вышло быть счастливой... – Она стащила со лба мокрое полотенце и протерла горевшее от слез лицо. – Так я, Дим, ни о чем! Жизнь как-то прямо разом кончилась, и все! Все сыпется и сыпется как из рога изобилия. Одни беды, одни горести... Что делать дальше, как жить, ума не приложу!
Гольцов промолчал, мало что понимая, и размышляя все больше о своем.
Денег, что оставил ему отец Марты, оказалось очень много. Много больше того, что тот сумел украсть у него, выкинув из бизнеса. И много больше того, что покойный сумел заработать за свою пусть и не очень длинную, но плодотворную жизнь.
Изучив все бумаги по наследству и поставив на всех них свои подписи, Гольцов впервые перепугался по-настоящему.
Что он станет со всем этим добром делать?! Ясно же было, как божий день, работать по-настоящему – как он привык когда-то давно – Марта ему не даст. Она будет продолжать доить его до тех самых пор, пока не выдоит все до последней монетки.