Любви тернистый путь

Райт Синтия

— Уверена, вы правы. Но в вашем рассказе прозвучала фамилия Сэйерс. Мне кажется, что я была знакома с ее родителями, по-моему, во Франции.

— Это, несомненно, так. Они там бывали Часто. — Присцилла обеспокоенно подалась вперед. — Вы обещаете, что никому о нашем разговоре не скажете ни словечка? Бедняжка Миген живет в постоянном страхе, что все может открыться и ее отошлют к старой тетке в Бостон. Я дала ей слово.

— И я, дорогая Присцилла, даю слово. Ничто не может вынудить меня раскрыть кому

бы то ни было правду о прошлом Миген!

* * *

— Ты попадешь в затруднительное положение, если не сойдешь вниз до съезда гостей, — предупредила Миген. — Разве нельзя остановиться на какой-нибудь одной? Неужели тебе нужно перебрать все мушки?

Присцилла состроила милую гримаску. Ее изогнутые брови были подчернены жженым гвоздичным деревом, и создавалось впечатление, будто девушке понравилось ее отражение в зеркале. Что касается Миген, то ей лично казалось абсурдным красть брови, румянить губы и щеки. Но она знала, что любой ее совет Присцилла теперь пропускает мимо ушей.

— Я просто не могу сделать выбор между мушкой, изображающей страсть, — сказала она, укрепляя черную звездообразную накладку у левого глаза, — и мушкой, символизирующей кокетку. — Вторая сердцевидная накладка была прикреплена над верхней губой.

Слова «страсть» и «кокетка» Присцилла произнесла по-французски, что заставило Миген вздрогнуть и застыть при виде обеих мушек и утрированного грима.

— О, дорогая, оставь так, эффект будет просто неописуем! — Она с трудом выдавила из себя комплимент.

Присцилла сверкнула своей ярчайшей улыбкой, закрыла шкатулку с мушками и встала.

— Мне следует поспешить. Энн подчеркнула, сколь важна пунктуальность.

Миген разгладила складки на муаровом платье хозяйки, привела в порядок спускающиеся на плечи ее припудренные локоны и снова вымучила улыбку.

— Ну что же. Благодарю тебя, Миген, — произнесла Присцилла снисходительным тоном и выбежала из комнаты как раз в тот момент, когда внизу прогромыхал голос дворецкого Уикхэма:

— Сенатор Уильям Маклей!

Миген стала приводить в порядок будуар. Складывая валявшиеся повсюду нижнее белье, косметические средства, она пыталась не обращать внимания на доносящиеся снизу веселые голоса и взрывы смеха. На Миген снова накатилось ощущение тяжелого одиночества, перед ее мысленным взором встали образы Лайона и Присциллы — танцующих, улыбающихся, касающихся друг друга…

Горькие слезы наполнили фиалковые глаза Миген, заблестев на густых ресницах. Она открыла ящичек, чтобы достать носовой платок, и заметила там забытый хозяйкой веер.

Все знали, что Присцилла носит в волосах гребни с нарисованными на них миниатюрными портретами Вашингтона, а на ее веере изображено его поместье «Гора Верной». К вееру была прикреплена небольшая

золотая цепочка, с помощью которой его можно было укреплять на корсаже.

Миген не сомневалась, что все эти «штучки» вполне отвечали вкусу Присциллы, но она также знала, что об отсутствии веера услышать в последующие дни придется прежде всего именно ей. Со вздохом Миген взяла веер и направилась к черной лестнице, и через несколько минут она уже притаилась в темноте холла перед ярко освещенной гостиной.

Уильям, Энн и Присцилла стояли у двери, здороваясь с гостями, о прибытии которых оповещал Уикхэм, а Смит и другие служанки принимали у визитеров верхнее платье.

Миген вспомнила, что она донельзя растрепанна. Все остальные слуги, находившиеся среди гостей, являли собой образцы накрахмаленных совершенств. Все слуги носили бингхэмовские ливреи, а прически девушек-служанок были тщательно припудрены. Ее же фартук был измазан румянами и жженым гвоздичным деревом, чепец на голове был как-то перекошен.

«О черт побери!» — вздохнув, подумала Миген и поправила чепец и локоны. Она пригладила свои юбки и вышла в ярчайше освещенную гостиную, к украшению которой особые усилия приложила Энн.

Раздвижные двери с зеркалами многократно отражали модные стулья, обитые гобеленами, закупленными в одном из самых знаменитых лондонских магазинов. Кресла палисандрового дерева были изготовлены в форме лир и отделаны фестонами из темно-красного и желтого шелка. В таких же тонах были выдержаны занавеси, а обои были, несомненно, из Франции.

Все находившиеся в гостиной бурно выражали восхищение ее красотой Но Миген открывшаяся картина волновала мало.

Особняк Бингхэмов и образ жизни его обитателей напоминал ей все, что она возненавидела в Виргинии, еще будучи ребенком.

Подойдя сзади к Присцилле, Миген раздумывала над тем, как бы незаметно передать той веер. Ей пришла мысль, что она сможет незаметно завязать золотую цепочку вокруг тонкой талии Присциллы. Жена Роберта Морриса, Мэри, оживленно приветствовала Присциллу, когда Миген крадучись продела один конец цепочки сзади Присциллы и поймала его, чуть улыбаясь при этом своей ловкости. Но в этот момент выдержка изменила Миген — она услышала голос дворецкого:

— Капитан Лайон Хэмпшир!

Миген невольно стала искать Лайона глазами и увидела, как тот стягивает мягкие замшевые перчатки.

«Да как это возможно, — удивилась она, впав в состояние агонии, — чтобы мужчина выглядел день ото дня все лучше и лучше.» Миген лихорадочно вертела в руках застежку, когда Лайон присоединился к прибывшим гостям, выстроившимся в очередь для приветствия хозяев. В этот момент Присцилла бросила на нее раздраженный взгляд.

— Веер! — чуть не плача шептала Миген.