Любви тернистый путь
Шрифт:
Наконец Лайон пожалел Миген и уверенно нашел ее губы.
Ей хотелось воскликнуть: «Мошенник!» Но она только всхлипнула и теснее прижалась к нему, страстно отвечая на его поцелуй…
Миген рождалась и умирала от чувственного волшебства его рта, рук, всего тела. Миген лобзала горячими и сладкими поцелуями его лицо, пока Лайон ласково стягивал с нее рубашку.
Для Лайона она была столь же совершенна, сколь нежна и грациозна. С каждым поцелуем, с каждой лаской он распалял Миген, освобождая ее от скованности. Сегодня она была снисходительна и к себе, и к нему. «Может быть, из-за того, что я сказал ей? —
Когда ее уста льнули к его губам, когда она обольщала его с такой по-детски откровенной радостью, в Лайона вселялась уверенность, что Миген любит его. Любит его, несмотря ни на что.
Ни один из них не мог выразить свои чувства вслух, но всю ночь Лайон и Миген, вновь и вновь повторяя свои слияния, страстно говорили друг с, другом на самом красноречивом из вселенских языков.
Мягкий, абрикосового оттенка солнечный луч проник сквозь легкие драпировки балдахина на кровати, и с первым румянящим сиянием рассвета Миген открыла глаза. «О, — радостно подумала она, — так это и есть рай».
Лайон лежал навзничь, во сне прижимая Миген к себе. Их тоги переплелись… «Как изумителен этот феномен целостного существа „мужчина-женщина“! — размышляла она. — Можно ли удивляться тому, что именно энергия единения возносит нас на высоты экстаза и сбрасывает в бездны отчаяния?!»
Миген смотрела на Лайона — такого сильного и вместе с тем такого ранимого, что сердце ее сжалось от любви и, страха потерять его.
В планах, которые минувшим вечером она обдумывала, Миген не допускала подобного развития событий. И теперь, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку лица Лайона, она размышляла, не станут ли роковыми эти великолепные часы, проведенные с любимым.
Миген уже решила, что единственный способ завоевать сердце этого мужчины состоит в том, чтобы за недели, проведенные здесь, заставить Лайона понять: он без нее жить не сможет.
Хэмпшир также должен усвоить, что с положением любовницы Миген не смирится. Следовательно, надо изменить характер принятого компромиссного решения так, чтобы его осуществление зависело бы от Лайона. Но делать все надо постепенно и ненавязчиво, тогда он не поймет, какова же в этом роль Миген. Если только Лайон догадается, что она действует так же целеустремленно, как и он, то — и Миген это понимала! — все будет проиграно, капитан Хэмпшир никогда не смирится с тем, чтобы им манипулировали.
У нее и в мыслях не было, чтобы физическая близость стала главным фактором в их отношениях, во всяком случае, в той степени, какой близость достигла сейчас. И теперь она чувствовала, что природные инстинкты предали ее.
Когда Лайон целует, ее мозг горит, она уже слышит только зов своего тела. Но Миген знала, что сердце подскажет ей правильный выбор, потому что самое сильное оружие — это сила любви…
Она нежно поглаживала его плечи и покрывала легкими, как перышки, поцелуями шею Лайона, дразня своим юрким язычком, пока не ощутила, как напряглось его тело. Он медленно обнял Миген, вдыхая дивный аромат ее пышных волос.
— Вы ненасытны! — хриплым со сна голосом подтрунил он.
— Я знаю… Я ужасна…
— Вовсе нет, — прошептал он. — Вы поразительны.
Его уста прошлись по ее шее, вокруг уха, казалось, обжигая их,
Ее ответная реакция усилила желание Лайона. Он глубоко и с силой вошел в нее, и Миген, отозвалась с пылкой страстью. Их снова и снова поглощало опаляющее наслаждение…
Миген долго не могла отпустить Лайона и, удерживая его внутри своего лона, продолжала обвивать его мускулистую спину. Тела их покрыл легкий глянец пота, сердца, успокаиваясь, бились в унисон.
Миген прижалась лицом к его груди, а Лайон любовался копной ее иссиня-черных волос. Слезы счастья выступили на глазах Миген. Одна слезинка покатилась по ее щеке и капнула Лайону на грудь. Опершись на локоть, он пристально вгляделся в лицо Миген, и его окутала такая нежность… "На верхней губе у нее блестел тоненький налет влаги, словно роса на бутоне розы. Блестящие, черные как смоль волосы рассыпались по подушкам, оттеняя нежную прозрачность ее кожи, а в загадочных фиалковых глазах, как бриллианты, сверкали слезы.
— О, Лайон, не надо так смотреть на меня!
— Я размышлял, сколь не правдоподобно много вы сочетаете в себе: девушка и женщина, невинность и чувственность, классическая красота и возбуждающая пикантность, непосредственность и.., тайна. О чем думаете вы? — спросил нежно Лайон, осушая поцелуями ее слезы. — Вы оплакиваете нечто, о чем сожалеете?
Миген вздрогнула, лицо ее исказила гримаса душевной боли.
Она заговорила тихо и неуверенно:
— Я никогда не пожалею о своих чувствах. Я способна признать красоту — даже чистоту — того открытия друг друга, какое выпало нам. Отчасти мои слезы — это слезы счастья и слезы печали, а если и сожаления, то только о том, что я не умею жить одним настоящим днем, не задумываясь о том, что будет завтра. О мой великий великолепный лев, я хочу, вечно оставаться в ваших объятиях.
— Никто и не вынуждает вас покидать меня, Миген, — спокойно ответил он. — Более того, я вас умоляю провести остаток своей жизни со мной.
Лайон почувствовал слабость Миген — ее любовь к нему, но, видимо, недооценил силу чувств этой странной девушки, своеобразие ее неженского характера. Какое-то показавшееся долгим-долгим мгновение Миген пристально смотрела на Лайона, ее губы перестали дрожать, а тело словно окаменело.
— Если вы полагаете, что сломали мое сопротивление, сделали меня безвольной и беззащитной, то вы не правильно судите обо мне. Отбросьте свои заблуждения и перестаньте действовать так, будто я настолько глупа, что меня можно уговорить провести всю свою жизнь на положении легкомысленной содержанки.
Я пролила слезы из-за вас, но это не означает, что я превратилась в кисель! — Миген зло проглотила всхлипывание. — Ну и чего же вы добились подобным предложением? Вы очернили часы нашей любви, которыми бы я так дорожила…
Лайон понял, что ее тело сейчас отвергает его. Когда Миген закрыла глаза и прижала кулачки к своим губам, он отодвинулся и тихонько встал, зная, что не вправе обвинять ее в гордости или упрямстве. Ведь ему самому были присущи те же черты характера. Но главное — Миген была, конечно, права.