Любящее сердце
Шрифт:
Казалось? Нет, именно так все и происходило. Дженнифер вцепилась в руку мужа и, то и дело поднимая к нему лицо, улыбалась, и он улыбался ей. Он что-то говорил ей, и она отвечала. Она и представления не имела, что он говорил и что она отвечала. Главное, не опускать голову, все время держать подбородок.
Лорд Фрэнсис, тетя Агата и Саманта уже были в ложе. Лорд Фрэнсис встал, взял руку Дженнифер, поцеловал и провел ее к креслу, которое отодвинул для нее муж. Дженнифер села.
– Браво, мадам, – сказал Фрэнк, подмигнув ей, прежде чем сел рядом с Самантой.
Граф
– Вы чудесно выглядите, и у вас королевская осанка. Поворачивайте голову и улыбайтесь, а если встретитесь глазами с кем-нибудь из знакомых, улыбайтесь еще шире.
Труднее задачу сложно придумать. Никогда ей не приходилось так туго. Впрочем, никто так и не посмел встретиться с ней глазами. Ни у кого не хватило храбрости. Она оказалась самой мужественной из присутствующих. Эта мысль прибавила ей уверенности, и она горделиво подняла голову. Дженнифер заметила Альберта Бойла с Розали Огден в ложе напротив и тепло улыбнулась им. В ответ он улыбнулся и поклонился ей.
Тактика, предложенная Торнхиллом, приносила плоды. Дженнифер заметила это уже спустя несколько минут после появления в ложе. Разумеется, их приход явился некой сенсацией. Но большинство не решались смотреть на них, чувствуя, что могут встретиться с Дженнифер взглядами; никто не посмел выразить свое отношение в вызывающей форме. На них не шикали. Никто не вскочил с места и не покинул театр, не желая иметь соседями эту скандальную пару. Некоторые поздоровались с ней наклоном головы. Были и те, которые улыбнулись.
Все, как заверил ее Торнхилл, будут знать, что они поженились. Сэр Альберт и лорд Фрэнсис сегодня были в парке и, делясь новостью со знакомыми, сделали их свадьбу предметом всеобщего обсуждения.
Два вечера назад, примерно в это время, было объявлено о ее помолвке с лордом Керзи. Сегодня вечером она уже была женой другого.
Но не успел начаться спектакль, как Дженнифер почувствовала новый взрыв интереса публики. В ложах и партере зашевелились и зашептались. Вскоре она поняла, в чем дело. Ложа рядом с ними, которая до сих пор пустовала, принимала зрителей. Там появились граф и графиня Рашфорд, пожилая пара, не знакомая Дженнифер, и виконт Керзи в компании Горации Числи.
Это был самый болезненный момент. У Дженнифер защемило сердце, как будто его схватили железными тисками. Рука мужа легла на ее руку. Он прижал ее к подлокотнику так, будто хотел удержать на месте. Она и впрямь готова была вскочить и бежать бог знает куда.
– Улыбайтесь! – приказал ей Торнхилл. – Смотрите на меня, когда я к вам обращаюсь.
Она улыбалась и смотрела, не имея представления, о чем он говорил. Но взгляд его согревал и давал ей силы улыбаться дальше.
– Храбрая девочка, – словно издалека донеслось до нее. – Скоро будет легче, любовь моя. Пока ты так не думаешь, но увидишь, так и будет.
Он поднес ее руку к губам.
Она его ненавидела. Боже, как сильно она его ненавидела! Он виноват
Саманта придвинулась ближе, чтобы что-то сказать ей. Щеки ее пылали, и в глазах стояли слезы. Саманта выглядела очень несчастной. Бедная девочка! Он и ей испортил первый сезон.
И потом, когда спектакль начался и внимание зала обратилось к тому, что происходит на сцене, Дженнифер услышала отголоски смеха Лайонела. Может быть, он тоже прятал боль под маской смеха?
О, Лайонел, Лайонел!
– Вот видите, – говорил ей муж, когда они возвращались в карете домой (лорд Фрэнсис провожал тетю Агату и Саманту), – все закончилось благополучно. Вы удивительно стойко держались.
Дженнифер откинулась на подушку сиденья и закрыла глаза.
– Габриэль, – тихо спросила она, – почему вы это сделали? Разве вы не могли просто спросить меня и в случае отказа принять поражение? Я была в зале, когда Рашфорд читал это письмо в окружении доброй половины общества. Вы представить не можете, какое унижение я пережила, какой ужас. Как вы могли так со мной поступить?
Он молчал. И не касался ее.
– Я ничего не знаю о письме, – сказал он наконец. – Я не писал его, не заказывал написать и не отправлял. Кто-то другой сделал это, зная, что написанному поверят с легкостью в свете того, что случилось между нами.
– Полагаю, – утомленно вздохнула она, – что это вы поцеловали меня на глазах у всех на костюмированном балу?
Он не отвечал.
– Но это не важно, ведь так? – продолжала она. – Теперь мы женаты, я уже почти вернула себе положение порядочной женщины, и нет смысла хныкать над тем, чего не вернешь.
– Это вы о Керзи? – спросил он. – Придет время, когда вы поймете, что счастливо избежали участи стать его женой, Дженнифер.
Какое-то время она не могла говорить. Не могла унять дрожь. Зубы стучали.
– Я не всегда способна сдерживаться, как видите. Поэтому, Габриэль, прошу вас никогда, никогда больше не произносить при мне его имени. Если в вас осталась хоть капля порядочности, сделайте это для меня.
Оставшийся путь они проделали в молчании. Молча вошли в дом. Молча поднялись наверх. Он остановился на пороге ее гардеробной. Дверь была приоткрыта. Внутри горел свет. Горничная ждала ее там.
– Я скоро присоединюсь к вам, – сказал он, склонившись над ее рукой.
– О да, я в этом не сомневаюсь, – сказала она с горечью, понимая, что лучше бы ей промолчать. – Вы ведь ждали этого момента, не так ли? Но долго ждать вам не пришлось. Вы все устроили удивительно быстро.
Торнхилл сцепил руки за спиной и молча смотрел на нее, а Дженнифер на краткий миг усомнилась в том, что он сможет выполнить данное вчера обещание никогда не бить ее. Он мог бы дать ей пощечину или даже устроить порку. И она ничего не сможет сделать. Ведь она его собственность. И она сама его провоцировала.