Любящие сестры
Шрифт:
– Какое соглашение? Что ты имеешь в виду?
– Я получу контрольный пакет после его смерти. Конечно, я должен буду продолжать содержать Франсину. Это соглашение составлено в присутствии свидетелей, подписано и заверено у нотариуса. Для меня это отличный контракт, своего рода спасение.
– Анри. – От счастья у нее на глаза навернулись слезы. Никто не заслужил этого больше, чем он. Как долго ему, наверное, пришлось бороться с Жиродом, чтобы получить эти гарантии.
– Дорогая, – продолжал Анри спокойно, – ты не ответила на мой вопрос.
Долли откинулась на спинку стула и опустила
Но ей придется переехать в Париж.
Париж – это замечательно, но Нью-Йорк – это ее дом. Как могла она покинуть его сейчас? Лорел будет нужна ее помощь. И как, находясь на расстоянии трех тысяч миль, сможет она быть настоящей бабушкой для своего внука?
Она мечтала об Анри так же сильно, как о настоящей семье. Этот ребенок привязал ее к Энни и Лорел нерасторжимыми узами. А ее магазин? Она столько сил потратила на то, чтобы создать его, и сейчас это уже гораздо больше для нее, чем просто способ зарабатывать деньги. Ее постоянные покупатели нуждались не только в ее шоколаде, но и в ее участии. Они рассказывали ей о своих проблемах, делились своими радостями и неудачами, просили у нее совета.
Конечно, они прожили бы и без нее. Но дело было не в этом. Дело было в том, что она любила всех этих людей, и ей хотелось чувствовать, что она может как-то изменить их жизнь, пусть даже и незначительно. С кем она будет разговаривать в Париже? Со своим французским она не сможет даже найти путь до ближайшей станции метро. И, кроме того, если она будет работать с Анри, то это уже будет не ее магазин, а будет просто дело, которое позволит ей быть рядом с Анри.
Она любила Анри, она с ума по нему сходила. Но разве она когда-нибудь думала, что это будет означать для нее переезд в Париж? Она вспомнила старинную китайскую поговорку «Будь осторожен в своих желаниях. Ты можешь получить то, чего хочешь».
Она так долго об этом мечтала, что сейчас, когда она могла это получить, у нее было такое чувство, что ее обманули, как будто она вдруг поняла, что очень долго желала не того, что ей по-настоящему было нужно. Или просто ей хотелось сесть на два стула сразу. Ей хотелось быть с Анри и не менять своего образа жизни.
– Где ты сейчас живешь? – спросила она.
– У меня есть комната в «Ланкастере». А через пару недель мы с тобой могли бы начать искать новую квартиру.
– Анри, понимаешь, я…
– У тебя кто-то появился?
– Нет, нет… поверь мне, дело не в этом.
– Ты еще не разлюбила меня?
– Боже, ну конечно, нет.
– Тогда что еще мы можем обсуждать? Долли, я говорю так, как будто это легко – уйти из дома… но я должен сознаться, что это трудно, после того как я прожил там столько лет. Ma poup'ee, ты мне нужна сейчас больше, чем когда-нибудь. Мне нужно, чтобы ты была рядом.
– Но, Анри, – начала объяснять она, – ты просишь меня сделать то же самое… ты хочешь, чтобы я покинула мой дом, мою семью, даже мою страну. Я могу поспорить на пару ковбойских сапог из змеиной кожи, что не найдется ни одного американца, у которого не начинает щемить сердце,
– Но ты, возможно, привыкнешь к «Марсельезе»… она не такая грустная, как ваш гимн. – Он пытался шутить, но она слышала в его голосе усталость и отчаяние, и у нее дрогнуло сердце.
Долли почувствовала что начинает колебаться. Много лет назад, когда Анри предложил ей сомнительную роль любовницы, она тут же согласилась. Сейчас же он предлагал ей гораздо больше, и она сомневалась. Неужели ее чувство к Анри так сильно изменилось… или, может быть, жизнь в Нью-Йорке стала значить для нее гораздо больше?
В любом случае, ради него и ради себя, она обязана была принять решение на трезвую голову, а не после бокала коньяка.
– Анри, я должна подумать об этом, – твердо сказала она. – Дело в том, что я сама не знаю, как поступить. Сейчас я могу принять неверное решение. Ты можешь подождать до завтра?
Он вздохнул:
– Разве у меня есть выбор?
– Нет.
– Ну что ж, спокойной ночи, дорогая, я люблю тебя. Долли повесила трубку, в голове у нее шумело. Она подумала, что вряд ли сможет заснуть.
– Он немного похож на дядю Херби…
Энни смотрела через стеклянное смотровое окно детской. Обернувшись, увидела Долли в шерстяном буклированном костюме изумрудного цвета с повязанным вокруг шеи синим с золотом шарфом. Она вытирала глаза испачканным помадой носовым платком. А на запястье позванивали подвески золотого браслета: теннисная ракетка, собачка, черепаха, свистулька и замок. Среди этих подвесок Энни увидела золотую коробочку в форме сердца, которую они с Лорел подарили Долли на Рождество в прошлом году.
Она помнила, как Долли разревелась, когда увидела эту коробочку. Энни тогда была рада и в то же время смущена реакцией Долли.
И вот она опять начинает, подумала невольно Энни. На этот раз она рыдает из-за самого чудного, самого драгоценного ребенка в мире, и не было сомнения, что Долли будет докучать им и ребенку своими заботами двадцать четыре часа в сутки.
– Ив когда-нибудь рассказывала тебе о дяде Херби? Он был братом нашей матери, – продолжала трещать Долли. – У него была копна черных волос и красный нос, который с каждым годом становился все краснее и краснее. Мама говорила что нос стал таким от «Белой молнии». Я не знала, что она имеет в виду… но после того как она это сказала, я всегда пряталась под кроватью, когда сверкала молния. – Она засмеялась. – Боже, это был интересный человек. Он держал дверь кухни широко открытой и позволял грязным курам забегать туда и кормил их прямо со стола, как будто это были его любимые собаки.
– Мне кажется, он похож на Мусю, – сказала Энни, опять поворачиваясь лицом к детской. – Посмотри на его подбородок, на его личико закругленной формы с маленькой ямочкой посередине. – Все другие дети спали, и только Адам бодрствовал. Он махал кулачками, и его крошечная розовая ножка высунулась из-под одеяла.
Она почувствовала, как Долли напряглась и слегка вздохнула:
– Возможно, да… но мне кажется, в таком возрасте еще ничего не видно.
– Жаль, что здесь нет Муси. Жаль, что она не видит своего внука.