Любящие сестры
Шрифт:
И вот однажды, подталкиваемый Вэлом и даже выспросив у него предварительно, что говорить, Руди набрался храбрости и пригласил Марлен на вечер. Еле живой от смущения, но с наигранным спокойствием, даже небрежностью, вразвалочку подошел к ее столику в кафетерии, причем все сто шестьдесят два сантиметра его тела сотрясались на кубинских каблуках дешевых ботинок.
– Я слышал, тебя еще никто не пригласил сегодня на вечер, – забормотал он, позабыв все интонации, которым обучил его Вэл. – Поэтому, как насчет того, чтобы пойти со мной?
Невозможно забыть выражение шока
Ах Марлен! Глядя на Руди немигающим взглядом, она ответила:
– Я скорее соглашусь жрать собачье дерьмо! Каждое слово оставило в его сердце пулевое отверстие на всю жизнь.
А Вэл? Сказал ли он что-нибудь? Этого Руди никогда не мог вспомнить.
И теперь Руди готов сделать все на свете лишь бы никогда не увидеть такого презрения в глазах Лорел.
Машина снова резко затормозила. До перекрестка Мэдисон и Семьдесят седьмой остался один квартал. Расплатившись с водителем, он вышел, сгорбив плечи под мелким дождиком. День уже клонился к вечеру, на улице было сумрачно, как в пещере. Наступил тот час, когда высотные здания загораживают снижающееся солнце, сами не зажигая света. Руди казалось, что он ползет между глухими стенами, словно таракан в щели. Пройдя лавки одежды, наполненные дорогостоящими нарядами, шляпами, антиквариатом, драгоценностями, он вдруг усомнился в целесообразности своего посещения.
Но в это самое время между шикарной ювелирной лавкой и магазином мужской одежды он заметил вывеску магазина «От Жирода»: золотые рукописные буквы названия на зеленовато-коричневом фоне. В цветочном ящике под окном лежала только почерневшая горка снега – все, что осталось от последнего снегопада. В витрине стояла маленькая рождественская елка, мигая крохотными белыми огоньками, увешанная конфетами в золотых обертках. Он подумал о том, какой праздник ждет его дома, – одиночество, дурной сон после чрезмерного количества выпитого виски, которого он не минует в тот день на вечеринке в своей конторе.
Сердце у него заныло. Почему Вэл должен иметь все, а он ничего. Вэл так одержим заботами о самом себе и о деньгах, что даже не понимает, какое величайшее сокровище ускользает у него между пальцев.
«Если бы Лорел была моей дочерью, разве я так относился бы к ней?»
Но, черт возьми, об этом пока рано рассуждать. Прежде всего надо узнать, что известно Долли. Сейчас все зависит только от нее. Сказала ли она Вэлу всю правду? Или это его паранойя подогревает в нем подозрительность?
Но если она что-то и знает, можно голову дать на отсечение, что перед ним не расколется. Для нее это все равно, что сказать Вэлу.
Ну ладно, он хотя бы увидит, врет она или нет. Один из его талантов читать в человеческой душе. По выражению лица своего клиента он всегда сразу определял, если тот не искренен. Точно
Да, это он узнает. И тогда достаточно будет проследить за Долли, чтобы рано или поздно добраться до Лорел.
Воспрянув духом, Руди толкнул застекленную входную дверь магазина.
7
Лорел смотрела через щель между занавесом и стеной. С того места где она стояла в самом темном конце сцены, она хорошо видела весь зал. Все откидные сиденья были заняты, и зрители толпились сзади и у стен.
Она просматривала ряд за рядом, но ни Энни, ни тети Долли еще не было. Почему они так долго? Уже почти полседьмого, и половина пьесы уже прошла. Что могло случиться? Вчера в «Новостях» сообщили об ужасной аварии на Океанской магистрали, погибло шесть человек. А вдруг они сейчас лежат возле шоссе, истекая кровью, или…
Нет. Этого не может быть. И вообще об этом не надо думать. Иначе она сойдет с ума. Живот и без того бурлит, как стакан шипучки. Не дай Бог, вырвет.
– Четвертая группа, – зашептала мисс Родригес. – Китти, Лорел, Хесус, вы следующие. Скорее к выходу, я сейчас буду давать сигнал.
Лорел взглянула на взволнованную учительницу, которая собирала всех к выходу на сцену, и с удовольствием присоединилась к остальным, встав рядом с Хесусом. И сразу услышала противный звук, будто кто-то пукал. Этот дурак, засунув руку себе под мышку, работал локтем, словно насосом. Лорел захотелось треснуть его своим скипетром из папье-маше, но она не посмела. Вчера был конкурсный диктант. Хесус хотел выйти на первое место, но написал неправильно слово «конституция». Первое место присудили ей, и он пытался подставить ей ножку, когда она шла по проходу. А перед этим украл у нее деньги на молоко и угрожал побить, если она пожалуется.
Учительница строго посмотрела на них и погрозила Хесусу пальцем.
– Тише. Если мне понадобится шумовое оформление, я скажу.
Мисс Родригес со своим тучным телом, длинным лицом и большими нежными глазами, немного навыкате, похожа на пони. И такая же добрая. В свой первый школьный день Лорел была так напугана что ее вырвало в туалете. И мисс Родригес никого не впускала туда пока все не было убрано. Поэтому ребята не дразнили ее.
– Самое главное, каждый из вас должен помнить, – сказала мисс Родригес тихим доверительным голосом, – что ваши мамы и папы смотрят на вас и ждут, что вы выступите лучше всех. И я знаю, вы хотите, чтобы они гордились вами так же, как я.
Пока мисс Родригес говорила свою ободряющую речь, Лорел снова подошла к занавесу и взглянула в зал. Сплошное море лиц. В полумраке зала они казались пузырями, вскипающими на поверхности воды, одни лопались, другие возникали вновь. Она начала приглядываться, различая мам с малышами на коленях, отцов, не успевших сменить рабочей одежды, бабушек в черных платьях и платках. Но Энни среди них не было. Не было и ярко одетой тети Долли.
Тревога вспыхнула с новой силой, словно горячий пульсирующий поток затопил ее с ног до головы.