Люцифер. Том 2
Шрифт:
– Далеко не так основательно, как я желал этого. Нужны годы, чтобы изучить сокровища наук и искусств, которые собраны здесь вашим величеством. Наполеоновский Париж представляет полное подобие Рима времен Траяна.
– Только Траян был счастливее меня. Когда он одерживал на границах империи легкие победы над варварами, ему отдавали в Риме божеские почести. Никто не помышлял мешать внутри государства. Даже вечно недовольный римский сенат не вмешивался в его действия. Замолкли софисты, политические болтуны и пустомели. Желчный Тацит с похвалой отзывался о нем. Я
– Точно так, ваше величество, я передал ему поклон от его умирающего отца.
Говоря это, Эгберт смело смотрел в лицо императору. Так делают с львами, когда хотят избежать неожиданного прыжка. Император показался Эгберту еще меньше ростом и шире в плечах, чем в Malmaison.
– От умирающего отца? Это что за история?
Эгберт рассказал в нескольких словах историю насильственной смерти Жана Бурдона.
На строгом лице Наполеона не изменилась ни одна черта, не дрогнула ни одна жилка. Глаза тоже смотрели спокойно и пристально, лоб оставался таким же высоким и гладким, как всегда.
– Да, помню, – сказал он. – Это происшествие было напечатано в газетах. Австрия не может похвастаться своей полицией. Как не найти виновных! Так вот что сблизило вас с Бурдоном! Это в порядке вещей. Разве мог он привлечь вас к себе своими политическими бреднями? Немцы не республиканцы, они преданы своим монархам. Если бы я царствовал в Германии, то считал бы себя счастливым человеком. Вы никогда не носили оружие?
– Никогда, ваше величество, но я могу в случае необходимости владеть им.
– Против меня, вероятно! – заметил с улыбкой император, нюхая табак из маленькой табакерки. – В Австрии организуют народное ополчение из граждан и солдат. Все это вздор! Такое войско не выдерживает строя. Пример Испании мог убедить в бесполезности народного вооружения! Они даже не сумели удержать прохода Сомо-Сиерра против атаки кавалерии. Всякий бандит не может вести войну. Война – искусство!
Он остановился. Эгберт счел нужным сказать что-нибудь.
– Вы это не раз доказывали на деле, ваше величество.
– Я не понимаю, чего хочет ваш государь! Не думает ли он застращать меня? Народное ополчение, восстание тирольских крестьян, о которых пишет мне баварский король, – все это призраки! Мои полки рассеют их! Ссылаются на пример Франции во время революции. Войска, выставленные комитетом общественной безопасности, генералы, республика, спасение отечества – все это бессмыслица, басня, придуманная якобинцами, чтобы заставить мир забыть гильотину и до известной степени оправдать ее. Я создал французскую армию и сделал ее непобедимою, я один! Император Франц, выступая против меня, может лишиться и государства, и короны.
Наполеон прошелся взад и вперед по комнате, заложив руки за спину.
– Эти
При этих словах Наполеон пристально посмотрел на Эгберта.
– Я простой бюргер, ваше величество…
– И потому не можете иначе думать, нежели я. Вы мне нравитесь, господин Геймвальд. У вас открытое и честное лицо. Я охотно принял бы вас к себе на службу. Не теперь, разумеется. Я не люблю изменников. Но война не продолжается постоянно. Опять наступит мир, и, надеюсь, на долгие годы. Я желаю этого и поэтому намерен действовать быстро и решительно.
– Если ваше величество желаете мира, то дайте его вместо сокрушающих ударов, которыми вы грозите нам. Пощадите мое бедное отечество!
Префект побледнел и с ужасом взглянул на смелого оратора.
– Я не австрийский император! – сказал Наполеон, возвысив голос и топнув ногой.
– Вы могущественнее его! Судьба и ваш гений сделали вас повелителем вселенной! – продолжал Эгберт, вооружившись мужеством. – Вы выиграли больше битв, чем Александр Македонский и Фридрих Великий. Большая слава возможна для вас только в том случае, если вы дадите мир человечеству. Тогда оправдается надежда, которая появилась у нас в Германии, когда вы заняли престол Франции и Италии. Мы были уверены, что явился новый Карл Великий…
Эгберт остановился. Префект пожимал плечами и делал ему знаки, чтобы он замолчал.
– Не мешайте ему, Боссе! – воскликнул Наполеон. – Разве я не должен знать, что думает обо мне молодежь в Германии?
– Образ великого государя встал перед нами, – продолжал Эгберт. – После долгой войны Европа наслаждалась при нем многолетним миром. Как тогда, так и теперь, разрешение вопроса зависит от воли победителя. Семнадцать лет война свирепствует в Европе! Прекратите ее, и побежденные вами народы с радостью будут приветствовать вас как своего верховного владыку. Я отвечаю вам за свое отечество. Только оставьте нам наши границы и нашу национальность; мы – немцы и желаем остаться ими и никогда не сделаемся подданными Франции.
Боссе ожидал взрыва императорского гнева и заблаговременно удалился к дверям.
Но против своего обыкновения Бонапарт сохранил хладнокровие. Сдерживал ли он свой гнев или действительно не был раздражен речью Эгберта, только он так же спокойно смотрел на него своими гордыми глазами.
– Все это я слышу в первый раз, – сказал Наполеон. – Благодарю вас за откровенность. Французские республиканцы хотели бы прогнать меня за море или умертвить; немецкие мечтатели желали бы обезоружить меня. Но вы упускаете из виду, что я всем обязан своей шпаге. Разве я веду войну для своего удовольствия?