Люций: Безупречный клинок
Шрифт:
— Тогда зачем ты это делаешь?
Колдун на мгновение отвел взгляд, его блестящие глаза внезапно стали усталыми и задумчивыми.
— Сложно ответить, — он вновь посмотрел на Люция, но уже не в упор, — у тебя терпения не хватит выслушать.
— Его и сейчас не хватает.
— Справедливо.
Двери в комнате снова распахнулись, впуская внутрь облаченного в жемчужный доспех Чезаре.
— Что это за чертовщина? — вопросил апотекарий. Отвращение скрутило слова в кислое шипение. Заряженный болт-пистолет в руке был наготове.
Люций хотел было достать оружие, но вовремя вспомнил, что его клинок
— Брат, зачем меня вызвали в логово этой ублюдочной ведьмы? — Чезаре усмехнулся глядя на силуэт колдуна. Он повернул горящие линзы шлема к Люцию, с лязгом воздев указательный палец латной перчатки и обвиняюще ткнул его в сторону колдуна за кафедрой.
— Этого самопровозглашенного Композитора?
— Да потому что наш лидер попросил, конечно же, — ответил колдун, улыбаясь шире при виде мимолетной неуверенности, исказившей лицо Люция, — кое–что произошло и он посчитал, что ты найдешь это весьма занимательным.
Чезаре остановился рядом с Люцием, искоса взглянув на мечника, а Композитор продолжил.
— Мы получили сообщение.
II.II
Она поднесла палец к его губам и весь мир вокруг исчез.
Легчайшим прикосновением, исполненным нежной ласки, она притронулась к Диренку и зажгла огонь в его плоти. Холмы, окружающие их, уменьшились и превратились в размытые пятна. Он и зеленые глаза, поглотившие разум — единственное, что существовало на свете.
Гипнотический взгляд самых прекрасных зеленых глаз. Диренку казалось, что это врата, двойные порталы в зеленые леса, наполненные жизнью и радостью. Раб отдал бы всё на свете, чтобы провести жизнь в таком месте. За поцелуй ему точно даруют ключ от входа.
Тонкий, бледный, как молоко, палец остановил руку. Тяжелый лоб Диренка поморщился от замешательства, но его хмурый взгляд тут же растворился в её улыбке. Девушка развернулась, каштановые волосы плавно закружились вокруг смутившегося лица, и она бросилась вверх по склону холма. Звонкий сладкий смех тянулся за незнакомкой, словно музыка.
Диренк побежал следом, слыша чужой лающий смех, что срывался с его собственных губ. Тяжелый, грубый звук в сравнении со смехом девушки, но это, казалось, вовсе её не беспокоит. Настоящий смех раба XII легиона и он знал, что незнакомка чувствует, как он бежит следом за ней.
Большими и мощными шагами Диренк быстро догнал её. Девушка вскрикнула, развернулась, глаза заблестели и она прыгнула к нему в объятья. Внезапная тяжесть вывела раба из равновесия. Пара рухнула на землю и, смеясь, покатилась по склону холма. Радостные крики стали еще громче и они остановились у подножья. Колышущийся океан мягкой травы наполовину скрывал их тела.
Лицо Диренка стало пунцовым. Человеческая сексуальность не была чужда тем, кто служил потерпевшим неудачу
Самого Диренка когда–то избрали — его рост и крепкое телосложение позволили пройти евгенические испытания хозяев. Жестокий и бесчеловечный процесс, установленный апотекариями XII легиона, оставлял желать лучшего. Сам акт был стерильным и далеким, лишенным какого–либо тепла и человечности. Он больше напоминал хирургические процедуры, чем занятие любовью.
Диренк вздрогнул, осознавая насколько судьба изменила его жизнь. Он вырос во тьме на борту «Бойцовой псины», погрязнув в крови, ненависти и жестокости жизни на службе у Пожирателей Миров. Все–таки, каким–то неуловимым образом нашелся легион хозяев, которые, казалось, ничего не требовали от него, кроме счастья. Он должен был воспротивиться легкости происходящего, но был слишком одурманен.
Слава таилась в поклонении Богу Войны. Кровь и черепа — честь и победа. Но здесь, в этом месте, в тени другого божества поселилось удовольствие. Настоящее удовольствие. Блаженство. Диренк посмотрел вниз в глаза девушки — он хотел её больше, чем любой победы на поле боя.
Диренк слегка наклонил голову, девушка приподнялась и закрыла глаза невероятно зеленого цвета. Их губы соприкоснулись.
— Что за сообщение?
Вопрос Чезаре отобразил мысли Люция. Сомнамбулическое состояние привело его сюда, и он не мог понять, с какой целью. Действительно ли Композитор позвал его, как говорил? Колдун лучше, чем кто–либо на борту «Диадемы» знал о шаткости своего положения и о том, что Люций был единственным, кто не позволил оставшейся Когорте Назики распять и освежевать его на порталах верхних палуб.
Ненависть являлась одной из немногих вещей, которые поддерживали жизнь Люция Вечного. Он творил чудеса благодаря этой ненависти. И, всё же, неосведомленность затуманила его разум, а потеря контроля свернула кислоту в его венах, как никогда прежде. Это слишком хорошо напомнило ему о том месте, в котором он оказывался всякий раз, когда терпел поражение.
Это напомнило ему о смерти.
— Весомое послание, — ответил Композитор, — из царства богов через умы восьмидесяти трёх душ, у которых есть дар. Оно предназначено только для ушей Вечного.
Люций сплюнул на палубу и стал наблюдать, как шипит и пенится сгусток мокроты, въедаясь в металл.
— Да мне все равно, просто скажи.
— Как пожелаешь, — подобострастно ответил колдун. — Я не слушал и поместил послание в последний канал передачи, чтобы ты смог прослушать его, когда захочешь.
Композитор постучал посохом по полу и этот стук каким–то образом пробился сквозь крики, заглушавшие всё вокруг. С вершины хрустального купола раздалось жужжащее бормотание. Появилась насекомоподобная конструкция, как те, что удерживали кричащих рабов вдоль стен. Она повисла над кафедрой на одной из болтающихся подвесных сфер, сжимая в своих клешнях из дымного стекла хрупкое тело пожилого человека.