Люди Богов Ведают
Шрифт:
– И все же я не могу подавать тебе несбыточных надежд, - сумел прорваться Алексей в поток ее слов.
– Ты опять меня не понял. Когда ты так говоришь, ты думаешь лишь о себе, - Алексей настороженно, с прищуром посмотрел на нее.
– Да, да, Алеша, извини. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Но я не хочу тебя обижать, попробуй понять меня. Да, ты думаешь о себе, хочешь быть "чистеньким" перед своей совестью: я же тебя предупреждал! Но эта надежда нужна мне, как воздух, чтоб жить дальше! Ты только подумай: как можно Любовь лишить Надежды?! А почему я должна тебя разлюбить?
Она замолчала, опустила глаза в бокал с вином, выпила и снова посмотрела на него. Он сидел, молча, откинувшись на спинку стула, теребил в руках свой бокал и тоже смотрел внутрь. Женя протянула к нему руку, тронула за рукав, заглянула в глаза:
– Ты обиделся?
Алексей ответил не сразу.
– Наверно, ты права...
– он поднял на нее взгляд: сколько тоски и безысходности она увидела в нем! Ее душу накрыла волна жалости к нему, захотелось прижать его голову к своей груди, погладить, поцеловать, утешить его...
– Алешенька, милый! Успокойся. Давай не будем об этом больше. Мы встретились, и хотели этой встречи и ты, и я. Давай лучше допьем вино и пойдем куда-нибудь, где мы можем нацеловаться всласть.
Он посмотрел на нее с грустной улыбкой:
– Ты по-прежнему любишь целоваться?
– Только с тобой, - и потянувшись к нему через стол, добавила шепотом: - От твоих поцелуев у меня внутри все дрожит от предвкушения...
Его глаза сделались бархатными от нетерпения, и он нежно поцеловал ее в губы.
– Действительно, пойдем "домой". Купим по дороге шампанского побольше и всяких вкусностей, чтоб на дольше хватило, чтоб никуда не выходить...
– А как же обещанный театр?
– А театр только завтра вечером. Театр не отменяется. Ну, идем?
– Идем.
_______________________
Возле двери в квартиру Женя остановилась, перевела дыхание, успокоила сердце, постаралась отогнать от него страх. "Главное - не бояться или не показывать вида. Не слушать ее слова, не воспринимать их близко к сердцу. Пусть говорит, что хочет. Наплевать..."
Она открыла ключом дверь, вошла в прихожую. В квартире тишина. "Может, она еще спит? Тогда быстренько переоденусь и на работу убегу, а вечером сразу с работы пойду к Алеше и... все ему расскажу. Нет, не расскажу..." С этими мыслями она вошла в гостиную.
Мать сидела на диване, сцепив на груди руки, и угрюмо смотрела на нее. Женя остановилась в двери.
– Где была?
– необычно тихим, но, пугающе, твердым голосом спросила мать.
– У Наташи, - стараясь сдерживать дрожь в голосе, ответила Женя.
– Можешь убираться назад, - тем же голосом произнесла мать.
– Хорошо, - слегка прерывистым голосом ответила Женя. Она вдруг действительно поняла, что просто должна уйти, пусть сначала попроситься к Наташке, потом найти квартиру, но обязательно уйти от нее. Сколько еще можно ее терпеть? Ей уже восемнадцать! Мать ничего не сможет сделать, она совершеннолетняя и по закону может жить, где хочет. Конечно, она еще попьет ее кровушки, будет писать, звонить на работу, лить
Но мать ее ответ не устроил, она, наконец, "выпустила своего джина из бутылки".
– Ах, вот оно что?
– закричала она.
– Шлюхе понравились ночные оргии? Хочешь продолжения? Я тебе, сука, устрою оргию!
Она подскочила к Жене и наотмашь ударила ее по лицу. Женя от неожиданности чуть не упала, ее голова дернулась вправо, и она ударилась виском об косяк двери.
Мать издевалась над ней и унижала ее постоянно, иногда неделями с ней не разговаривала, но причин таких бойкотов Женя тоже не понимала, как не понимала причину ненависти матери, ведь она всегда исполняла все, что та требовала, слова поперек не сказала, но, казалось, что такое послушание разъяряло мать еще больше: она кричала еще громче, оскорбления становились еще изощреннее, побои еще сильнее. Но бить ее она перестала давно, после случая, когда лет в тринадцать, будучи уже на голову выше матери и сильнее, Женя сумела схватить ее руки и не дать к себе прикоснуться. Мать словно струсила тогда, отступила, перестала бить ее физически, но "словесно" стала бить еще больнее. Сейчас же ее удар был совершенной неожиданностью для Жени.
Мать, видя ее растерянность, занесла руку для повторного удара. Но Женя уже пришла в себя и перехватила ее. Та попыталась ударить дочь левой рукой, но и эту руку она перехватила. Тогда, от злобы брызгая слюной, мать прорычала в самое лицо дочери:
– Убью!!!
И, чтоб ее слюна не попадала в лицо, Женя оттолкнула ее от себя. Мать сделала шаг назад, запнулась за собственную тапочку и упала, угодив головой на самый угол большого обеденного стола. Раздался треск ломающейся кости, и мать боком завалилась на пол, два раза дернулась и затихла. Под ее головой на ковре начала расползаться черная лужа крови...
_______________________
Выйдя из кафе, они не торопились сразу в гостиницу. Снег давно закончился, даже выглянуло солнце, людей на улице было не много, так как их гостиница находилась на окраине Москвы, потому они решили немного прогуляться, тем более что дорога пролегала через небольшой парк. И все равно они выделялись даже среди редких прохожих, потому что шли медленно, Женя, ухватившись за локоть Алексея, прильнула к его плечу, а он изредка поглядывал на нее сверху нежным задумчивым взглядом.
– Кто-то хотел нацеловаться всласть?..
– Я хотела. И хочу.
– Так будем целоваться прямо здесь?
– А что нам помешает?
Они остановились на развилке двух аллей, он обнял ее, а она с готовностью подставила ему свои губы... Сначала нежный, осторожный, а потом все более страстный поцелуй продолжался долго, пока Алексей не схватил в руки ее голову и не начал осыпать поцелуями все лицо, не забывая возвращаться к губам снова и снова. Она тихо постанывала во время поцелуя и дышала часто и глубоко, когда он отпускал ее губы, руки ее тоже тянулись к его лицу, гладили его шею, пальцы "закапывались" в его густые волосы, ворошили их...