Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Ади от моих слов скривился. Он, было, потянулся к плечу, туда, где обычно находилась рукоять меча. Но меч уже напился крови досыта и отдыхал где-то в оружейной.
Вместо этого Ади сказал:
— Дже, ты не должен так говорить. Тебе лучше даже так не думать.
Гость же оказался более категоричным:
— Не хочу портить Вам настроение, господин Кано, но довольно серьезно обсуждалась необходимость Вас умертвить.
Я поперхнулся. Ади постучал меня по спине. Боясь показать свою слабость, я остановил его:
— Оставь,
— За самый банальный. Вы слишком много знаете.
— Ну вот еще. Что за дикость — убивать за знание?.. Ну я так понимаю, разум восторжествовал?
— В некотором роде, — ответил мальчишка с глазами уставшего старца. — У Вас оказался могущественный покровитель.
— Это Ади?… — предположил я.
— Нет, это я… Я ведь не забыл вашего добра. Вашей помощи… Без вас я бы не воскрес.
Мне стало противно — в горле резко пересохло. Вино не утоляло жажду, а опьянение исчезло.
Ади отставил стакана и отошел к кустам.
— Ой, а кто это у нас? — он наклонился к самой земле. — Роза? Точна роза…
Я склонился рядом с ним. Росток был маленьким — никак не больше двух дюймов. Ади провел пальцем по еще мягким иглам.
— Хочешь, тебя саженцем угощу? Ах да… Ну когда хватит ума обзавестись местом, где его можно посадить, тогда приходи, возвращайся. И если не обзаведешься — тоже заходи. И не слушай ты его, — он кивнул на юношу…
— А вообще, если серьезно… Я просчитал вашу судьбу и судьбу вашего мира. Просто чудесно, что Вы прошли горы. Но дальше Вам надо вернуться назад, ибо судьба мира тесно сплетена с вашей. Но совсем иначе, нежели наговорили вы сейчас.
–
— Нет, ты знал? Признавайся, ведь знал наверняка! — наседал я на Ади. — Знал ведь, что меня хотят убить.
— Ну, знал… — согласился он.
— И не сказал! И если бы меня постановили убить, ты бы просто пришел ко мне в комнату, сказал бы, мол, прости Дже, и всадил бы свой эсток по гарду?… А я думал, ты друг.
— Друг. Но ты не драматизируй, не убили же?..
— Ха! Тебе легко говорить! Ну, скажи, скажи, как бы меня убили? Меч, кинжал под ребро, яду в вино, удавка?
— Нет. Это неспортивно. Я бы предупредил бы тебя. Ты бы бежал. Так у тебя появился бы шанс выжить.
— Шанс? Какой шанс?
— Думаю, один из тысячи…
— Хм… А как ты считаешь, я представляю опасность? Я могу ведь всем рассказать о вашем мире, о путях в него.
— Ты не из тех, кто будет орать о своем знании на каждом углу. А если и так — то, кто тебе поверит…
— Но таких как я, становиться все больше.
— И что с того? Это вроде заговора посвященных — никто не знает никого… И знаешь… Мы вас не боимся — самую жуткую вашу армию мы передушим на еще подходах к перевалам…
— «Мы»?.. — переспросил я, — откуда столько ненависти?..
— При чем тут ненависть? Я буду
–
Что я могу еще рассказать о том мире?
Да ничего.
Ади не водил меня на экскурсии в их города, не показывал тайн их мира.
Да и после того разговора в оранжерее мне не очень-то хотелось узнавать что-то новое.
Лишь однажды рядом, на бесхозном пустыре остановился бродячий паноптикум.
Ади пошел туда с сыном, и позвал меня.
Набор зрелищ был не таким уж и шикарным — как водиться, сладкая вата, бородатая женщина, зверинец с тварями плешивыми и уставшими от жизни.
Дети их то дразнили, то бросали через прутья клеток карамельки. Большинство животных такой подачкой не брезговали.
Барышни охали у клеток и банок с гадами, но я смотрел на животных с жалостью. Большинство их сородичей я наблюдал гораздо ближе, причем совершенно бесплатно, в природе. Тех вряд ли можно было соблазнить конфеткой — они бы предпочли сочный кусок мяса.
Гордостью паноптикума считался музей восковых фигур.
Мы зашли и туда.
В комнатах было прохладно. Чтоб воск не растаял в ведрах, поставленных по углам комнат, таял лед. Его периодически заменяли, принося из ледника новый.
По комнатам бродили родители с детьми, останавливались то возле одной, то около другой фигуры, бросали на них восхищенные взгляды.
Вероятно, это были копии знаменитых людей того мира. Но я, разумеется, не знал ни одного, и для меня они были лишь большим куском воска, обряженным в человеческую одежду.
Я бы, вероятно, и не вспомнил эту прогулку, но в последующую ночь мне снился сон, будто я сам попал в эту комнату, заполненную кадаврами.
Бродил по ней, ища выход, но его не было. Краем глаза будто ловил движение, бросался туда, но находил лишь новый труп.
Я искал знакомое лицо, казалось, еще немного и увижу фигуру человека знакомого, может быть давно потерянного, но воскресшего на Этой стороне. Но таковых не было.
И вот вдруг статуи начали гореть, будто свечи. Волосы вспыхивали, становились фитилями, в мгновенье расплывалось и без того незнакомое лицо, и вместо головы оставался сноп пламени…
…Я проснулся глубокой ночью и сидел, пытаясь понять, что сон сей значил.
Решение нашлось совсем простое — ну, разумеется, я совершенно чужой в том мире.
–
В один из дней мы отправились в путь.
Туда, где навсегда закончились дороги моего отца. Ведь для чего я прибыл на ту сторону.
Дорога к могиле и обратно, была единственным случаем, когда я далеко отлучился из имения Реннера.
Я должен сказать, что их мир не так сильно отличался от мира нашего. В том смысле, что его населяли люди абсолютно похожие на нас — у них не было ни жабр, ни крыльев, ни чешуи, как у хозяина деревянного замка.