Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
– Не весь…
– Ну и я так думаю – кто захочет жить в доме, где окно в каждую стену. Так вот, дорогой Эршаль как-то там засели разбойники, набрали заложников и обещали их резать, чтоб исполнили их требования. Замок окружили линейные части, но ни выполнять, ни освобождать, ни выполнять требования не собирались… Так все было? Ади коротко кивнул.
– …и даже потихоньку начали резать, – продолжил я. – Тогда родственники скинулись и наняли профессионалов, чтоб, значит, отмстить за мертвых и освободить живых. Кажется, нашли пятерых. Пятеро позвали шестого. Шестой, кстати, сидит за нашим столом… Шестеро ушли в ночь. Замок был оцеплен, да и раубитеры вроде были настороже. Известно только, что они вошли не через ворота… А вот как? По стеклянной стене? Закутавшись в мглу ночную?…
– Приблизительно, –
– А вот утречком они вышли через главные ворота, и войскам сказали, мол выносите готовеньких. Вынесли семьдесят два трупа. Некоторых разделали так, что нельзя было опознать! По двенадцать человек на каждого! Или ты убил больше, Ади?…
– То были убийцы. И лучшего они не заслуживали.
– Угу. Но ты получил за них деньги. И убил ты их не словом святым, а холодной сталью. Кстати, одну вещь не пойму… Отчего вы убили всех? Ведь за живых платили больше? Скажи мне – это был пункт договора? Или бандиты знали что-то, что надлежало похоронить в Стеклянном Холме. Не говори, что когда началась резня, они не пытались бежать, не молили о пощаде?… Скажи мне, отчего вы никого не оставили для суда и палача? Он не сказал. Он молчал, уставившись в стол, катая шарики из мякиша раскрошившегося хлеба. Безусловно он знал ответ. Я же знал, что он мне его не скажет.
– Ладно, шут с ним, не буду боле портить обед. Но ты в следующий раз подумай, если вдруг хлеб с моего стола не полезет в глотку… Ади молчал…
Мы завернули в ряды оружейников. Собственно, это была та причина, по которой мы попали в Маца-О и на его базар. Оружие, что продавали здесь, было подстать цене – не слишком дорогое, не весьма качественное. Даже подделки, что иногда попадались, были сделаны непритязательно и выдавали себя с первого взгляда. Когда я был здесь в последний раз, торговцы оружием занимали целый ряд. Но за прошедшие полгода многое поменялось. Теперь оружейников стало немного, они занимали совершенно крысиный угол, а на их старых местах торговали мышеловками и коваными флюгерами.
– А то так плохо? – Поинтересовался я у одного торговца.
– Да спроса нет… А вы такую дрянь не продавайте, народ-то и потянется, – подумал я проводя по лезвию выставленного на продажу эспадрона. Но вслух сказал:
– Моему другу надо оружие, – я показал на тролля. – Что-то такое же большое как и он сам. Хозяин кивнул и ушел в намет, откуда вернулся сгибаясь под весом металла. Затем вытащил несколько образцов из-под прилавка.
– Скажите только честно… – Вступил в разговор Ади. Он вытащил из кучи шпагу и теперь разглядывал ее лезвие: Тут руны….
– Ну и что?
– А вы хоть знаете, что они означают? Торговец забрал из рук Ади оружие, осмотрел его, пожал плечами, и будто невзначай вернул его в общую кучу. Но Ади не успокаивался:
– Не знаю, откуда вы это копировали, но больше так не делайте. Это жуткое ругательство… Наконец тролль присмотрел себе подходящее железо.
– Пожалуй, этот мы возьмем, – сказал я, отстегивая кошелек. – сколько с нас.
– Оставь… Я сам расплачусь, – остановил меня Эршаль и шепотом добавил: Зря ли я триста лет под мостом сидел.
– Говорят, – вспомнил Ади, когда Маца-О, был за нашими плечами, – говорят, что Маца-О хотят закрыть для приезжих…
– Подожди, как закрыть? – возмутился я. А как же дороги? Реки? Как же базары? Ади только пожал плечами.
– Говорят – и все тут. Мэрия каждый год пытается закон протянуть.
– Так это же в каждом году…
– Ну в этом году началось получаться.
– Ну в таком случае, есть случае есть смысл ввести реторсию… Или реперсалию – никого из Маца-О не выпускать за границу провинции…
Захромал конь
Велика ли беда – конь захромал. В пути он, наверное, потерял подкову, затем то ли занозил то ли разбил копыто. Да и дорога была после дождя – грязь да лужи. А на хромом коне далеко не уедешь. Случилось это посреди чистого поля, а, верней, у перелеска, далеко от человеческого жилья. Дорога была пуста – этим проселком мало кто пользовался. Мы остановились
Разбудили меня грубо. Настолько грубо, что не разобрав со сна, я хватился за саблю. Но, открыв глаза, увидел, что меня трясет за плечо тролль – нежность, безусловно, была не его сильной стороной. Рядом тер лицо Ади…
– Что случилось?… – спросил я у него. Но ответил Эршаль:
– Кто-то едет… Я прислушался, но не услышал ничего, о чем сообщил остальным.
– А вы ухо к земле приложите… – предложил тролль.
– Ну вот еще, буду я уши пачкать… – зевая ответил Ади: Подождем… Я смотрел во все глаза на рощу, указанную Эршалем, но все же не видел ничего. Наконец, я услышал шум – сперва просто далекий ор, затем я смог разобрать слова песни. Пели «Твердость камня» Давай мы посмотрим назад На берег, где волны шумят Не строят на дюнах дома Снесут их ветра и шторма Я знаю – тот шанс невысок И вымоет море песок… И, наконец, из-за дальнего леска появилась колонна – сперва я подумал, что это купцы, но затем оказалось, что сброд этот разношерстный, телеги самые разнообразные. Охраны я не заметил, да и путешественники делали все, чтоб их процессия бросалась в глаза: лошади был убраны в ленты, вдоль бортов телег висели какие-то транспаранты. Над головным фургоном реяло два флага. Процессия двигалась медленно, и вскоре мы увидели причину – последнюю телегу тянули шесть мужчин. Именно они и пели, верней кричали песню. Процессия явно принадлежала торговцам иллюзиями, и эта песня, призывающая не строить воздушных замков, выглядела как мятеж, бунт на борту. Но тянущим телегу было тяжело, им многое прощалось. И они орали, налегая на ремни, привязанные к оглобле: Я буду жить где камень тверд Я буду знать что меня ждет Я хочу жить где камень тверд
– Цирк или зоопарк, – предположил я. Тролль промолчал, вероятно, оттого, что подобного еще не видел, но Ади мне ответил:
– Странствующий бордель. Но мы оба ошибались – это был бродячий театр.
Мы перегородили им дорогу. Просто вышли на тракт: я в центре, Ади справа, тролль – слева. Оружие не обнажили, но прятать тоже не стали. Объехать нас у них бы не получилось, и они остановились в дюжине шагов.
– Чего надо?… – крикнул старик-возничий.
– У меня конь захромал, – ответил Ади. – Если у вас есть лишний, я бы вам хорошо заплатить… Вряд ли они поверили – проезжий шлях был плохим местом для сделок.
– А у твоих друзей тоже лошади сдохли?
– Не сдохли, но двоих они не понесут…
– Да у нас у самих вол пал… Это была правда – театр был небогатым, настолько, что обходились они лишь необходимой тягловой силой. Потеря одного вола пробила в их бюджете брешь… Из фургона появилась голова женщины, она что-то прошептала возничему.
– А ведь верно… – проговорил тот: Уж не господина Реннера-младшего мы здесь видим? Ади слегка поморщился и кивнул:
– Он самый… Старик спрыгнул на землю, подошел к нам ближе и стал внимательно рассматривать Ади внимательней. Я и тролль возницу будто не интересовали вовсе. Причем на самого известного убийцу он смотрел вовсе без страха, будто знал то, что нам было неизвестно.