Люди и комиксы
Шрифт:
Он уверял себя, что животное лишено голоса. Но овца вдруг заговорила.
— Можно войти? — спросила она.
— Да, конечно, — промямлил Мизантроп.
Предложить ей сесть на диван и налить чего-нибудь выпить? Овца не прошла внутрь, но, закрыв за собой дверь, осталась тихонько стоять в прихожей, двигая туда-сюда аккуратными челюстями и без конца моргая. Кстати, глаза у нее совсем не слезятся.
— Итак, — начала овца, кивая головой в сторону письменного стола, где лежали желтые блокноты, остро заточенные карандаши и стояла пишущая машинка. — Вот где творится волшебство.
Она говорила усталым голосом, в котором звучали иронические
— Ну, не такое уж волшебство, — опроверг ее Мизантроп и тут же пожалел о сказанном.
— Не скромничайте, — невозмутимо продолжала овца. — Вы написали несколько весьма достойных вещей.
— Так вот в чем дело, — сказал Мизантроп. — Вы ведете подсчет?
— Подсчет? — Овца недоуменно заморгала. — Я имела в виду нечто другое.
— Ладно, не важно.
Мизантропу вовсе не хотелось вкладывать свои слова в уста животного. Не сейчас. Пусть она говорит за себя, а ему надо набраться терпения.
Однако овца умолкла и начала мелкими шажками не спеша продвигаться по ковру в глубь комнаты. У сочинителя возникла мысль, не подыскивает ли она мебель с острыми углами, чтобы удариться о них с разбега.
— Вы чем-то расстроены? — спросил он.
Овца около минуты обдумывала вопрос.
— Я знавала лучшие деньки.
Сделав такое высказывание, она уставилась на него абсолютно сухими глазами. Мизантроп встретился с ней взглядом и тотчас отвернулся. В голову пришла ужасная мысль: возможно, овца надеется, что он поможет ей покончить с собой.
Тишина становилась угнетающей. Мизантроп начал рассматривать еще один вариант происходящего. Не посетил ли его соперник, переодетый в овечку?
Он откашлялся и заговорил:
— Вы случайно не Великий и Ужасный Утопист?
Мизантроп почувствовал бы себя крайне неловко, если бы овца не поняла, о чем идет речь.
Овца тяжело и многозначительно вздохнула. Затем проговорила:
— Я, разумеется, ужасная, только не я одна такая.
— Кто же еще? — пробормотал Мизантроп.
— Посмотри на себя в зеркало, друг.
— Что вы хотите этим сказать?
Писатель начал сердится. Не думает ли овца довести его до самоубийства? Если так, то у нее ничего не получится.
— У меня один вопрос: сколько невинных овечек погибло, чтобы смягчить твое детское чувство обиды?
Теперь тон овцы стал фальшивым, словно грубовато-сердечные заклинания городского попрошайки: «Они смеялись надо мной, когда я взялся за шарманку! Но стоило сыграть разок…»
— Забавно.
— Стараемся. Послушай, не найдется у тебя чего-нибудь попить? Я с таким трудом добиралась сюда вверх по лестнице — не смогла дотянуться до кнопки лифта.
Мизантроп сразу же замолк и побежал на кухню, где наполнил большую посудину водой из-под крана. Затем передумал, вылил содержимое чашки в раковину и наполнил ее минералкой из бутылки, стоявшей в холодильнике. Когда он поставил напиток перед овцой, та начала с благодарностью жадно лакать питье. Только сейчас Мизантроп впервые почувствовал, что перед ним животное.
— Хорошо. — Она облизнулась. — Вот и все, Доктор Дум. Я ухожу. Прости за вторжение. В следующий раз предварительно позвоню. Просто хотелось взглянуть на тебя.
Мизантроп не смог удержаться от вопроса:
— Разве ты не хочешь умереть?
— Только не сегодня, — просто ответила овца.
Мизантроп осторожно обошел ее, чтобы отворить дверь, и животное поспешило покинуть квартиру. Мизантроп последовал за ней в коридор и вызвал лифт. Когда прибыла кабинка,
— Спасибо, — поблагодарила овца. — Мелочь, а приятно.
Мизантроп задумался, что бы такого хорошего сказать на прощание, но не успел. Дверцы закрылись. Овца, которой, по-видимому, было наплевать на всякий этикет, стояла к нему задом.
Однако такое вот посещение овцы явилось не самым худшим вариантом из тех, что воображал себе Мизантроп. Она могла бы напасть на него или попробовать зарезаться кухонным ножом. Мизантроп все еще гордился овцой Сильвии Плат и радовался этой встрече, пусть даже сама скотинка не ставила его ни в грош. Кроме того, весь эпизод занял у Мизантропа лишь около часа его драгоценного времени. Он вернулся к своей работе и принялся строчить очередные импликации, экстраполяции и тому подобную многозначительную ерунду, еще до того момента, как орущая детвора вывалилась в школьный двор на большую перемену.
Сверхкозел
Когда Сверхкозел поселился на нашей улице, мне было всего десять лет. Я обожал великих героев комиксов, но с этим суперменом еще не успел познакомиться. Впрочем, его прибытие не произвело особенного впечатления ни на меня, ни на других ребят нашего района. Для нас, пробегавших с громкими криками мимо него по тротуару и игравших в свои тайные игры, он оставался всего лишь одним из обывателей, сидящих жаркими летними деньками в рубашках с короткими рукавами на ступенях веранд и созерцающих ленивый ход событий в жилом квартале. Даже два массивных рога на лбу не делали его в наших глазах выдающимся персонажем. Нас также оставили равнодушными растущие пучками волосы у него на шее и за ушами. Не поразило и то обстоятельство, что он был повержен с Олимпа славных героев комиксов, среди которых в лучшем случае проходил по категории звезд второй величины, и приземлился на Гоббл-Хилл, в Бруклине, в однокомнатной квартирке. Дом в основном служил общежитием для бросивших колледж студентов и местом обитания всяких хиппи. В те дни мы увлекались лишь Человеком-пауком или Бэтманом, супергероями, присутствующими в нескольких измерениях — на коробках со школьными завтраками, в телевизионных шоу и в популярных песнях. Сверхкозел не попадал ни в одну из категорий.
Волновал он лишь наших отцов. Их неизменно притягивала странная фигура новосела, похоже, он олицетворял то, чего они сами не добились в жизни. Мой отец, кажется, особенно восхищался Сверхкозлом, однако скрывал свой интерес к этому типу, представляя дело так, будто он заботится обо мне. Однажды в конце лета мы с ним отправились на Монтэгю-стрит с целью посетить магазин комиксов. В сущности, это была небольшая лавка, заставленная белыми длинными коробками и деревянными ящиками, в которых хранились тщательно подобранные по годам комиксы, защищенные от повреждений пластиковыми пакетами и картонными прокладками. Здесь архивировались как старые, хорошо известные мне книжки, так и тысячи таких, о которых я никогда не слышал. Магазином заправлял нервный молодой педант с длинными волосами и бородой, коллекционирующий раритеты. В душе он был стариком и не доверял детям, заходившим в его владения. Продавец помог моему отцу найти нужный комикс — сборник из пяти частей под названием «Замечательный Сверхкозел» издательства «Электрик комикс». Только здесь и появлялся этот герой. Вышло всего пять номеров, а потом серия прекратила существование. Отец, казалось, был доволен находкой. Мы заплатили за книжки и покинули магазин.