Люди и монстры
Шрифт:
— Дельце? Какое? Благодарность? За что? — она наморщила лоб. Тошнотворное ощущение неправильности сбивало теперь даже с тех мыслей, что еще оставались в голове. Она должна была узнать его, этот голос, должна была вспомнить его имя — но в проклятой дырявой памяти не осталось ничего! Забыть своего повелителя, потерять даже имя его, какой позор!..
— Если ты не помнишь — значит, неважно. Как тебе мое последнее приобретение, Эмирабель фамилии Ронди? — бородатый обвел широким жестом стены донжона, и в глазах его за полуопущенными ресницами заплясали веселые демоны. — Посмотри! Послушай!
Не в силах противиться завораживающему баритону, точно один лишь его звук лишал воли и разума, Белка задрала голову под кружевной купол, куда указывал повелитель — и услышала музыку, торжественную и тяжелую, словно накатывающийся катафалк. Мелодия одновременно пугала и завораживала, притягивала и отталкивала, бросала в дрожь и успокаивала, и девочка потерянно замерла, не понимая противоречий, страшась их — и наслаждаясь.
— Разве она не прекрасна? — Эмирабель ощутила на виске дыхание бородатого — ледяное. По коже ее побежали мурашки, и она, не понимая, что с ней происходит, прошептала:
— Да, мой господин.
— Вот за это я тебя и благодарю, — проговорил бородатый. — Это неповторимо. Это великолепно. И это было бы совершенным, если бы…
Он указал рукой ей за спину. Она повернулась — и отпрянула: всего в десятке шагов гармония черного и алого кружева и вплетавшихся в них созвучий рвалась, как гнилая пряжа. Грязные чернильно-бурые клочья валялись на полу ровным кругом, внося тревожный диссонанс. Наверное, тот самый, что заставлял ее содрогаться. А в середине тошнотворным блеклым нарывом маячил какой-то шар размером с арбуз.
При виде его все чувства девочки зашлись криком — ужас, отвращение, паника смешались в одно ощущение непоправимого, пронзившее грудь ледяными когтями. Она охнула, покачнулась, всем существом стремясь бежать…
Куда?
…делать…
Что?
…звать…
Кого?
…и замерла, бессильно повесив голову.
Она ничего не помнила. Ничего, кроме того, что должна была что-то предпринять, чтобы этот узор… этот шар… эти стены…
Что?
Что, что, что?!..
Память снова молчала.
— Ты ничего не помнишь, бедняжка… — прозвучал над ухом сочувственный голос повелителя, холодные пальцы коснулись ее щеки, стирая чудесным образом сомнения и нерешительность.
— Я подскажу тебе, — мягко проговорил он. — Надо замкнуть узор.
Белка нахмурилась, удивляясь своей несообразительности. Конечно же, нужно замкнуть узор!
— Как, мой господин? — обратила она взгляд на бородатого, и тот по-отечески улыбнулся:
— Отдай ему частичку себя. Сосредоточься на нем. Подумай о нем. Полюбуйся на него. Смотри, какой он сложный, огромный… и прекрасный. Ну?.. Попытайся, Эмирабель фамилии Ронди. По сравнению с тем, что ты уже сделала, остались сущие пустяки.
—
Я
сделала?!..
— Ты. Мастерская работа. Вдохновенная. По-женски изящная и надежная. У меня такое никогда бы не вышло.
Чтобы скрыть смущение от похвалы, девочка мотнула головой на отвратительный грязный шар:
— А… что делать с пузырём?
— Когда
Что-то далекое закричало в глубине души — неистово, безумно, отчаянно, и музыка кружевной паутины поплыла фальшивыми нотами, на краткую долю секунды обнажая вокруг ужас, разруху и тьму, но повелитель тронул ее за плечо, и всё испарилось, как морок.
— Чего же ты медлишь?
— Д-да. Да. Сейчас, мой господин, — она обвела взглядом стену, отыскивая в сплетении алых и черных линий глубинную логику, погружаясь в них, теряясь, растворяясь — и ощутила, как получив ее внимание они запульсировали жизнью.
Ее жизнью.
Они засветились — слабо, поначалу едва заметно, но сильнее с каждым мгновением, и принялись расти. Даже не оборачиваясь, Эмирабель знала, что рваные края рисунка за ее спиной ожили и тянутся друг к другу, стремясь соединиться. При мысли об этом волна ужаса и ярости неожиданно всколыхнулась где-то глубоко в душе, и чей-то голос выкрикнул ее имя — раз, другой… Но повелитель ласково дохнул ей в лицо свежим льдом — и всё пропало.
— Спокойно, девочка. Всё будет хорошо, — глаза его вспыхнули.
«Отражая узор», — отрешенно подумала Белка. Ведь не могло же у человека быть угольно-черной радужки — и кроваво-алого зрачка.
* * *
— Он захватил ее!!! Помогай!!! — выкрикнул Филин, и в ту же секунду огромная тварь, похожая на летучую жабу, спикировала на него из открывшихся Врат, растопырив когти. Старик метнулся вбок, выплетая руками узор, и порыв ураганного ветра ударил чудовище об потолок. Повинуясь жестам, вихрь заметался по донжону, подхватывая и расшвыривая камни, доски и монстров, но на место каждой отброшенной твари из провала выпрыгивало три. Рамай вплел в его заклинание огненную струю, и рядом с голубым ветром Пасаре вырос и понесся на монстров торнадо, сыплющий синими искрами.
— Прекрати, куриная башка!!! — проревел старый граф. — Помогай ей!!!
— Они сожрут нас! — закрывая лицо от огня, юноша подался вперед, посылая ураган навстречу стае крылатых чудовищ.
— Лучше пусть сожрут они, чем!.. — прорычал дед. — К ней!!!
Рамай взмахнул руками, рассеивая свое заклинание и, пригибаясь и закрывая голову от летевших обломков, побежал к девочке. Наперерез ему кинулась свора чешуйчатых тварей. Он уложил заклятьем одну, ранил вторую, но остальные накинулась, сбивая с ног и целя на горло. Виконт рухнул под их натиском, закрывая лицо и шею. Челюсти, словно капканы, вцепились в руки, разрывая плоть и дробя кости — и вдруг монстры забились в агонии, а слух резануло родное: «…Ветер и волки!..»
Он вскочил, но тут же согнулся от боли, схватившись за искалеченную правую руку. До хруста стискивая зубы, чтобы не закричать, он вскинул глаза на спасителей. Отцовские гвардейцы!
— Охраняйте Рамая и девушку! — прохрипел он и бросился к Белке.
Девочка лежала, подтянув колени к подбородку и закрыв руками лицо. Виконт отвел ее ладони и увидел широко распахнутые глаза. Не мигая, они смотрели в никуда, и если бы не слезы, промывавшие дорожки в жуткой маске из крови и копоти, можно было подумать, что она умерла.