Люди и остальные
Шрифт:
– Просто давно работаю, – пожал плечами Андрей. – Когда последний раз – месяц тому назад – беседовал с ликантропом, в человеческом обличии, конечно, больше всего боялся подцепить от него блох. Должен признаться, я никогда не хотел работать в нашей конторе. Я ведь когда-то был этнографом. И, говорят, неплохим.
– А почему бросил науку?
– Из-за профнепригодности. Невозможно изучать то, что по мере познания все сильнее презираешь. Как можно исследовать другие культуры, когда твердо знаешь, что культура одна, а всё прочее – более или менее опасное варварство… А почему ты пошла в полевое, а не
– Я вначале стажировалась в городе, – ответила Карина. – Но там очень скучно. Днем отсыпаемся или бумаги перебираем. А ночами выезжаем на захват по адресам, которые сообщают чаще всего почему-то соседи аномальной квартиры. Хозяева сами редко жалуются… Хватаем сущность, зачитываем права, а потом отправляем на спецполигон. Просто какие-то «охотники за привидениями». Только на черных автомобилях.
– Да, в Питере в основном беспокойство от сущностей нематериальных, привидений да полтергейстов, – согласился Андрей. – Нет ни эльфа, ни гоблина… То есть все они там есть, только лучше мимикрируют. Ладно, давай спать. Утром навестим наше чудовище.
После обильного завтрака (яйца, творог и пироги), устроенного стараниями Марьи Петровны, агенты ЦЕНТРА уселись в джип и отправились в сторону разрушенного лагпункта. К нему аккуратными кубическими камнями черного гранита вела дорога, вымощенная ещё руками заключённых.
Столбы ограждения пока стояли, а вот колючей проволоки между ними не было – смотали деревенские. Бараки развалились до фундаментов, которые уже поросли березой и осиной. Каменные строения сохранились получше, правда потеряв крыши, двери и окна. В одной из развалин Андрей опознал БУР.
– Здесь отбывал срок философ Лосев, – сказал Андрей. – В приличной стране устроили бы мемориал. А местные жители вместо «вохры» пошли бы работать сюда смотрителями, экскурсоводами и буфетчиками. Гостиницу бы сделали… Остальные «гулаговские» острова еще хуже сохранились. Здесь можно многое восстановить… – Андрей медленно перемещался по развалинам, внимательно глядя под ноги. – Раскопки произвести… Карина, посмотри-ка…
Носком ботинка он выбил из земли помятую алюминиевую кружку. Карина подняла ее и внимательно рассмотрела.
– Какая странная эмблема у этого лагпункта, – удивленно произнесла она. – Интеграл. От серпа и молота – до пятиконечной звезды.
– Это не интеграл, – сказал Андрей. – Это змея, вставшая на хвост. Присмотрись. Вот откуда взялся образ змея.
– То есть змей здесь жил уже в середине XX века? – спросила Карина.
– Нет, конечно, – удивился Андрей. – С языческих времен пещера в холме служила святилищем местным племенам. Потом пришли христиане, и святилище оказалось заброшено. Заброшено, но не забыто. И когда вновь настали черные дни, когда рухнуло лагерное рабовладение, когда привел в тупик экстенсивный путь развития, нещадно уничтожавший природные ресурсы, но не приносивший благосостояния, местные жители, не имевшие возможности ни обустроить, ни покинуть эти места, оказались приговорены к бедной, убогой и бессмысленной жизни. Им милостиво предоставили возможность сократить эту жизнь – изнурительной работой, дававшей скудное пропитание, или водкой. Тысячелетие их предки жили примерно так же, но это тысячелетие они
Оно приходит ко всем отчаявшимся. Мир есть порождение сил зла. Собственно, он и есть ад. Самые плохие люди, самые жадные, рвачи, бездельники, мошенники устраиваются в этом аду хорошо. Честные, благородные, трудолюбивые оказываются унижены и оскорблены. А дальше все просто. Кто-то вспомнил про пещеру, кто-то про эмблему лагеря. Это совместилось в коллективном мозгу деревенского женского схода – и готово, в пещере действительно появился змей, которому действительно следовало приносить жертвы. Типичная материализация продукта коллективного бессознательного.
– Да, но почему только женщины оказались поражены этим… этой иллюзией? – спросила Карина.
– Ну, возможно, мужчины более рациональны. Или пьют больше. И потом в язычестве жречество было чаще всего женским. Или кастрированным, – пожал плечами Андрей. – А вот и тропа.
На тропу это, правда, мало было похоже: скорее узкий лаз меж кустов. Андрей с трудом протиснулся среди ветвей. За кустами оказался заброшенный карьер, весь заваленный поросшими мхом гранитными плитами. Кое-где мох был содран подошвами сапог.
– Андрей, змеи… – тихо произнесла внезапно застывшая Карина.
Действительно, то тут, то там между плитняком текуче переливались серые, с черным узором, гадючьи тела.
– Как я их не люблю! – поморщился Андрей.
И двинулся вперед, внимательно глядя под ноги. Змеи вели себя мирно: иногда молча, иногда с шипением отползали, чувствуя сотрясение камней от людских шагов.
На другом конце карьера, в скале, стал заметен вход в штольню. Он весь зарос кустарником и мелким ольшаником, но меж листьев проглядывало нечто черное. По мере продвижения к штольне запах – тягучий, тяжелый, непонятный – усиливался и перед входом стал нестерпимым.
– Вот так пахнет перед логовами драконов, – сказал Андрей сквозь прижатый к носу и рту платок.
– Что же делать? – тоже сквозь платок спросила Карина.
– Что-что! Блевать, конечно, – пробурчал Андрей, доставая из-за пояса фонарь. – Местные как-то сюда заходят…
В тусклом свете фонаря дрожали непонятные ленточки, привязанные к камням, шевелился под током воздуха ковер высокой, в полметра, белой плесени, состоявшей из тонких торчащих нитей, каждая из которых была увенчана капелькой… Как ни странно, шедший из глубины смрад был теплым. Влажным и теплым.
– Есть кости, – скучным тоном сказал Андрей. – Еще кости. Все коровьи… Козьи… Ага! Человеческий череп. Полно жуков-могильщиков. И черви, всюду белые трупные черви… Прямо не святилище, а какая-то совхозная ферма…
– Тепло и душно, – сказала Карина. – Непонятно…
– Змеи холоднокровны, поэтому местные натаскали в штольню навоз, а он, разлагаясь, выделяет тепло, – объяснил Андрей. – Вот оно!
Толстая блестящая полоса мелькнула в луче фонаря и скрылась за поворотом. Андрей побежал за ней прямо сквозь ковер плесени. Карина, чуть замешкавшись, кинулась следом.