Люди и призраки

Панкеева Оксана

— Я понял, мэтр, — печально ответствовал Мафей. — Сию минуту. Только попрощаюсь и провожу кузена домой.

* * *

Небо было черное, как кровь дракона, и в нем медленно покачивался тонкий серпик умирающей луны. Ее скудного света едва хватало на слабенькую дорожку, мерцавшую на спокойной глади моря и уходившую в неведомую даль. Волны с тихим плеском накатывались на берег, лениво облизывая песок, и неторопливо отступали, увлекая с собой некоторое количество этого самого песка и так и норовя плеснуть этой водно-песчаной взвесью

прямо в лицо.

— Я точно сошел с ума, — сообщил король, выплевывая песок. — Как я согласился на это безобразие?

— Это безобразие тебе не понравилось? — невинно поинтересовалась Кира, и он вдруг подумал, что минуту назад ему было совершенно наплевать на этот песок. Более того, ему было наплевать, где он находится, как он выглядит и видит ли его кто-нибудь в этот момент. Это все были незначительные, не заслуживающие внимания мелочи. Теперь, постепенно приходя в себя, он, наконец, осознал, что песок во рту — это хоть и мелочь, но весьма неприятная. Однако то, как он выглядит, валяясь в чем мать родила посреди пляжа, его по-прежнему совершенно не волновало.

— Мне понравилось, — согласился он, продолжая отплевываться. — Только теперь у меня полон рот песка. А у тебя, наверное, не только рот. Вот посмотрим, если ты родишь мне маленьких песчаных крабиков…

— Значит, они присутствовали в твоей родословной, — засмеялась королева и, наклонившись, ласково обтерла ладонью его мокрое лицо. — И ты просто ищешь повода…

— Неправда, — возразил король. — Никакой живности мельче гнома в моей родословной не было. Да и насчет гнома — это только гипотеза, до сих пор не доказанная. И перестань по мне топтаться.

— Почему?

— Во-первых, ты можешь нечаянно наступить на что-нибудь очень нужное…

— Ах, какие мы осторожные! Лучше признайся, скольким несчастным женщинам ты переломал ребра в момент оргазма?

— Ты первая.

— Мои-то как раз выдержали, но дамы более хрупкие должны были непременно сломаться. Теперь я верю, что ты носил доспехи. А во-вторых?

— А во-вторых, если ты будешь продолжать меня соблазнять, мы опять наедимся песка.

— Прямо сейчас? Не успев выплюнуть предыдущий?

— Именно.

— Тогда не хватай меня за грудь, не хватай! А то ты сам меня соблазняешь, а потом на меня же сваливаешь!

— Я? — засмеялся король, вытягиваясь во весь рост и снова устремляя взор в небо. Луна, наконец, перестала качаться и прочно застыла на одном месте. — Это я тебя пинками выволок из дому на ночь глядя и потащил в воду?

— А разве я тебя силком тащила в воду? Сидел ты на берегу, застегнутый доверху, вот и сидел бы дальше. Я тебя не трогала.

— Как это не трогала? А кто разделся донага и плескался тут в соблазнительных позах? Я, знаешь ли, не деревянный.

— Так и скажи, что тебе захотелось любви и ты сам полез валяться в песке. И нечего выдумывать, будто тебя кто-то тащил.

Король снова засмеялся и, приподнявшись на локте, оглянулся в сторону летней резиденции.

— Представляю, как развлеклись все, кто на нас смотрел. И стража, и прислуга…

— Тебя

это смущает?

— Может быть, это прозвучит безнравственно, но нет. Мне только любопытно, смешно им было или завидно.

— Уверяю тебя, им было завидно.

— Прелестно, — мечтательно улыбнулся его величество и снова растянулся на песке. — Приятно сознавать, что, наконец, и мне кто-то позавидовал. А то до сих пор бывало наоборот.

— Я и не знала, что ты так завистлив, — поддела его супруга.

— Вот такой я мелочный, завистливый, и бесстыжий. И ломаю дамам ребра. Я действительно настолько сильно тебя обнял?

— Это у тебя называется обнял? Ты меня стиснул так, что я чуть не задохнулась.

— Странно, а как же я и в самом деле до сих пор ни одну даму не сломал? Ну, Камиллу, положим, не сломаешь, ее можно смело под кентавра класть… а остальные?

— Ты теперь намерен до утра размышлять об этой проблеме? Она тебя так беспокоит?

— Нет, меня беспокоит совсем другое.

— Что?

— Ужасная проблема. Хочется курить, но лень вставать. Кира, это не смешно. Это действительно проблема.

— Вставай, лентяй, и пойдем лучше искупаемся. Здесь глубоко?

— Глубоко. Мне до подбородка, а тебе с головой будет. Так что ничего хорошего из нашего предполагаемого купания не выйдет.

— Почему? Я умею плавать. А ты что, не умеешь?

— Плавать я умею. Но дело не в этом.

— А в чем?

— Объясняю доступно. Сейчас ты встанешь, нагая и прекрасная, и медленно пойдешь в морские волны, как живое воплощение светлоликой Мааль-Бли, богини любви. А я не удержусь и пойду за тобой. Но когда я тебя догоню, мы будем уже на глубине, а там очень неудобно заниматься любовью. Так что лучше остаться здесь.

— Тогда я поползу на четвереньках, чтобы не быть похожей на богиню любви.

— Кира, не делай этого, а то я за себя не ручаюсь. Представляешь, в какой неподобающей позе ты будешь исполнять супружеский долг, если я тебя поймаю на четвереньках?

— Извращенец! Мы сюда купаться пришли, или любовью заниматься?

— Как лицемерны женщины! — с притворным трагизмом вздохнул король. — Ты сама-то веришь, что мы пришли сюда купаться?

— Но одно другому не мешает.

— Здесь имеет место логическое противоречие. Если одно другому не мешает, не следовало употреблять между одним и другим союз «или», который означает именно взаимоисключаемость…

— Шеллар, только не надо логики! — испуганно воскликнула королева. — Только не здесь и не сейчас!

— Ты права. Это я по привычке, не обращай внимания. Так о чем мы говорили?

— О том, что здесь глубоко. А откуда ты знаешь? Ты здесь уже купался раньше?

— Нет, но видел, как купаются другие.

— Так ты здесь уже бывал?

— Конечно. Я не в первый раз в гостях у Александра. Кстати, надо будет пригласить его на летнюю охоту…

— И что, ты не купался? Сидел на берегу, застегнув камзол на все пуговицы, и наблюдал, как купаются другие? Вот это уже извращение похуже всяких неподобающих поз.