Люди и зверушки
Шрифт:
В отравленной, вконец, среде
Лишь пробка от вина большая
Качалась мрачно на воде.
Вся прояснилась обстановка:
Той пробкой сам туда попал,
Когда сухим «Шампанским» ловко
Он перед праздником стрелял.
Вспять не вернуть судьбы теченье:
И чтоб без толку горевать…
Решил мальков от огорченья
Степан навек заспиртовать.
В денатурате сделал келью.
И, вдруг, рыбешки ото сна
Очнулись, как и он с похмелья,
Воспряли,
Гипноз сгодился подопечным:
Им принялся мальков лечить.
Затем в рассоле огуречном
От пробки стали отходит.
Пахомов получил прощенье.
Но, впредь мальков, чтоб не спасать.
Не ближе чем в пяти саженях
Бутылки стал он открывать.
Глава четвёртая
Призвание
Будильника нет звука ненавистней
Когда чуть свет устроит: – Тарарам!
Степан Пахомов вовсе не капризный.
Но спать подольше любит по утрам.
Хотел бы он – как «Звездная богема»
К полудню в койке кофе попивать.
Одна мешает этому проблема:
«Артистом как иль пародистом стать?»
А тут, представит тексты монологов,
Ролей заглавных бешеный объем,
Он понимает, будто перед Богом:
«Карьера творческая плачет не о нем»…
Тогда б Степан хотел другое дело.
Чтоб выполнен «запрос» был хоть один:
«Сны погонять», пока не надоело.
Как тем, кто караулит магазин.
Однако жуликов полно «семьи Бутырской»:
Проснешься вдруг, а уж – товара нет.
Как бы тогда, за сон свой богатырский,
Да, не пришлось бы, понести ответ?
Не напугают в «следущем» детали,
Кем быть бы мог, чтоб утром дольше спал…
Хоть и начальником! Чтоб все вокруг шептали:
Он – «Задержался»! Вместо – «Опоздал!»
Но пост высокий – счастью не опора.
Сам видел – скольких выгнали «в зашей».
Тех, кто не очень шевелился скоро,
Руководить старался без затей.
Тогда бы, может, пенсию скорее
Назначили б, хотя не вышел стаж.
Медаль вручили, пусть не к юбилею…
Мечтал Степан, входя от мысли в раж.
Но ветеранам нынче подлечиться
Проблема полная. Нет льготы и другой…
Тут можно от заботы сна лишиться,
Сам не заснешь от участи такой.
Степан отбросил прочь свою подушку.
Собрался быстро, так как только мог.
Не позабыв взять корму для зверушек,
Он побежал в свой «Зооуголок».
Глава пятая
Косолапый
Минувшим летом вызрела малина,
Такой, что листьев даже не видать.
Для огородника милее нет картины,
Полез Степан горстями собирать.
Неся малину, глянул он невольно
На ценник, что у сахара стоял.
И погрустнел: песочек стоил столько,
Как будто бы старатель намывал.
С мечтою о варенье в раз расстался,
А чтоб зимой простуду не лечить,
Доступным спортом истово занялся:
Рубиться в шахматы по скверам стал ходить.
А тут зашла соседка с садоводства:
– Что, – говорит. – Малину не собрал?
Теперь медведь там сел «на воеводство»
Всех с ягоды воришек разогнал.
Про урожай Степан уже не думал,
Но про медведя заявил властям.
А там в ответ: – Медведь теперь наш символ!
Никто не страшен больше медведям!
Одно осталось, как владельцу дачи:
Не пострадал, чтоб кто-нибудь там впредь!
Он на забор табличку присобачил
«Остерегайтесь. Здесь живет медведь!»
Зимой беда вдруг постучала в двери,
В садах пожаров прокатился вал.
Пахомов глянул – все вокруг сгорели,
Лишь сад его ничуть не пострадал.
«Трактат» научный тут Степан пристроил
О пользе бурых дачных сторожей:
Его защитник вору не позволил
Спалить пахомовский участок, без затей.
Был интерес немалый к сообщенью.
А следом с Цирка с премией пришли:
– То их медведь сбежал на угощенье.
И вот теперь: «Спасибо!», что нашли.
Глава шестая
Заявление
Зимой Степан не любит сам рыбачить.
Над лункою в мороз чтоб не торчать,
Купил треску он в магазине, значит,
Чтобы было на плите чему «шкварчать»!
Но до жаркого не дошла затея.
Оттаяв чуть, треска открыла рот.
И рыбину, душою всей жалея
Решил Пахомов: – Пусть себе живет!
Одна беда – морское то «создание»,
В воде соленой выросло. В – морской.
И соль поваренная, что для пропитанья
Её не понравилась, хоть песни рядом пой.
Степан тогда начиркал лист «Заявки»,
Да и отнес начальнику на стол:
Морской, мол, соли требую поставки,
И с тем домой, спокойненько, ушел.
Беду учуял он на завтра носом:
Треску зажарили в столовой на обед.
А повариха, словно альбатросу,
Ему заметила: – Морской солонки нет.
Погоревать Пахомову не дали: