Люди или животные? [Естественные животные]

Согласитесь, если вас разбудят в пять часов утра (пусть даже, как врач, вы привыкли к таким ранним звонкам), вряд ли это настроит вас на юмористический лад. А потому нет ничего удивительного, что

доктор Фиггинс, поднятый на ноги ни свет ни заря, совсем по-иному отнёсся к событиям, которые наверняка развеселили бы и меня, и вас после хорошего завтрака в постели. Даже вид Дугласа Темплмора усугублял комизм этого совершенно невероятного происшествия, хотя Дуглас являл собой зрелище скорее трагическое, и не без основания; что же касается доктора Фиггинса, то все это настроило его на ещё более мрачный лад. Так же как и, мягко выражаясь, необычный покойник, которого ему пришлось осмотреть. Ибо в этой истории речь сразу же пойдёт о покойнике. Простите за слишком банальное начало, но это, право, не моя вина.

Впрочем, надо оговориться, труп был совсем крошечный. И понятно поэтому, что доктор Фиггинс, который за свою многолетнюю практику видел столько разных трупов — и больших и маленьких, — взглянув на этот, сначала даже ничуть не удивился. Он только на мгновение наклонился над колыбелькой, а затем, выпрямившись, посмотрел на Дугласа, и лицо его приняло, если можно так сказать, профессиональное выражение. То есть каждой своей морщинкой он сумел мастерски показать, что понимает всю тяжесть этой минуты, сочувствует Дугласу, но не может не осуждать его. Несколько минут длилось красноречивое молчание, потом густые усы доктора зашевелились, и он произнёс:

— Боюсь, что вы вызвали меня слишком поздно…

При этих словах он не без некоторого раздражения вспомнил, как рано его разбудили сегодня. Но Дуг в ответ лишь наклонил голову и сказал бесстрастным голосом:

— Я хотел, чтобы вы именно это констатировали.

— Простите?

— Ребёнок умер, я полагаю, минут тридцать пять — сорок тому назад?

Тут уж доктор Фиггинс позабыл не только о том, что ему не дали сегодня выспаться, но и вообще обо всем на свете; каждый волосок его густых усов заходил от слишком бурного негодования.

— Черт побери, но почему же в таком случае вы не вызвали меня раньше?

— Вы не совсем меня поняли, — ответил Дуг. — Я ввёл ему большую дозу стрихнина.

Доктор попятился, опрокинул стул, пытался его подхватить и не сумел удержать довольно-таки глупого восклицания:

— Но ведь это же убийство!

— Вот именно, — согласился Дуг.

— What the devil! [1] Но почему же… Как вы могли…

— С вашего разрешения, я объясню вам все несколько позже.

— Надо немедленно сообщить в полицию, — проговорил доктор в сильном волнении.

— Я как раз собирался просить вас об этом.

Фиггинс дрожащей рукой поднял трубку, назвал номер полицейского участка Гилдфорд, вызвал к телефону инспектора и, овладев собой, спокойно попросил прислать кого-нибудь в Сансет-коттедж установить факт преступления, совершённого над новорождённым.

— Детоубийство?

— Да. Отец мне уже во всем сознался.

— Черт

возьми! Смотрите же, чтобы он не удрал!

— Мне кажется, он и не думает удирать.

Доктор повесил трубку и снова подошёл к ребёнку, приподнял его веки, открыл рот.

Его удивили уши ребёнка, слишком высоко посаженные, очень маленькие, почти без мочек, но он ничего не сказал, видимо не придав этому особого значения.

Открыв чемодан с инструментами, он собрал на кусочек ваты всю имеющуюся во рту ребёнка слюну. Ватку положил в маленькую коробочку и снова закрыл чемодан. Затем он тяжело опустился в кресло напротив Дуга. Все это время Дуг сидел неподвижно. Так, молча, просидели они до самого прихода полиции.

Инспектор оказался очень любезным, благовоспитанным и застенчивым светловолосым молодым человеком. Допрашивал он Дугласа мягко и даже почтительно. Задав ему несколько вопросов, чтобы установить личность преступника, он спросил:

— Вы являетесь отцом ребёнка, не так ли?

— Да.

— Ваша супруга у себя?

— Да, если вы хотите, я могу позвать её.

— О нет, — ответил инспектор. — Мне не хотелось бы беспокоить роженицу. Я сам пройду к ней немного погодя.

— Боюсь, что я ввёл вас в заблуждение, — заметил Дуглас. — Это не её ребёнок.

Инспектор заморгал своими белесыми ресницами. Прошло немало времени, прежде чем он понял.

— О!.. Well… [2] Но мать ребёнка тоже здесь?

— Нет, — ответил Дуглас.

— А… а где же она?

— Её вчера отвезли обратно в зоопарк.

— Она там служит?

— Нет, её там содержат.

Инспектор вытаращил глаза.

— То есть как?

— Видите ли, его мать, собственно говоря, не женщина. Это самка вида Paranthropus Erectus.

Врач и инспектор с минуту стояли молча, тупо уставившись на Дуга, потом украдкой и с беспокойством переглянулись.

Дуг не смог сдержать улыбки.

— Если вы, доктор, более внимательно осмотрите ребёнка, то, конечно, обнаружите явные отклонения от нормы.

Поколебавшись секунду, доктор решительным шагом подошёл к колыбельке, откинул с маленького тельца одеяло и развернул пелёнки.

— Damn! [3] — только и смог произнести он, с яростью хватая чемодан и шляпу.

Волнение врача передалось инспектору.

— В чем дело? — спросил он, быстро подходя к колыбельке.

— Это же не мальчик, — ответил врач. — Это же обезьяна.

— Вы в этом совершенно уверены? — как-то странно спросил Дуглас.

Фиггинс покраснел до корней волос.

— То есть как, уверен ли я? Господин инспектор, нас с вами самым глупейшим образом мистифицируют. Не знаю, как вы, но я…

И, не закончив фразы, он решительно направился к выходу.

— Простите, доктор. Одну минутку! — проговорил Дуглас тоном, не допускающим возражений. И, вынув из письменного стола какую-то бумагу, он протянул её доктору. Это был бланк Королевского колледжа хирургии. — Прочтите, пожалуйста.