Люди Кода
Шрифт:
Они перешли в столовую, и после краткого благословения пищи Мессия сказал:
— Люда, мальчик найдется, я знаю, что с ним все в порядке. А подкрепиться нужно.
Повинуясь пристальному взгляду Ильи Давидовича, она начала есть и почему-то именно тогда ощутила отдаленную мысль, от которой не могла избавиться. Будто Андрей нашел отца и ушел к нему. С ним и вернется. Может быть. Если получится. Нелепая мысль, которая могла родиться только в воображении матери. Но верная — в этом Людмила не сомневалась ни секунды.
Мессия, следивший за Людмилой и готовый немедленно выполнить любое ее желание, мгновенно воспринял произошедшую перемену и понял ее причину. Дальнейшая трапеза проходила в молчании, естественном для хабадников, глядевших на Божьего посланца из холла через открытую дверь. На самом деле Мессия и Людмила продолжали мысленный диалог, содержание которого, впрочем, мало связано с последовавшими
Мессия впервые за последние месяцы нашел слушателя, которому мог высказать все свои страхи, сомнения, понимая при этом, что раскрываться таким образом перед женщиной, к которой неравнодушен, — занятие, можно сказать, самоубийственное. Я ведь не лидер, — говорил Мессия. Никогда лидером не был и никогда к этому не стремился. Хотел как можно лучше приспособиться. Чтобы всем было хорошо. Мне. Жене. Детям. А потом и остальным, начиная с тещи. В тот день, когда в ешиву пришел И.Д.К. (Илья? Вы знакомы? Так вот почему… Где он сейчас?), я подумал, что его идея поможет и мне продвинуться. Он умел убеждать, и он меня убедил (о, убеждать он умел, верно. Но не меня. К сожалению). А потом был этот Камень, я так и не понял до сих пор, откуда он взялся, но ведь на нем было написано, выбито (да, я знаю, видела фотографии в газетах)… И все стало меняться. И не всегда так, как я хотел. Мессия! Я? У меня ноги подкашивались от страха, когда я поднимался на кафедру в Кнессете, и я только повторял слова, которые мне подсказывал Илья. Иначе я бы ни за что… Но он исчез. В ту же ночь. И я не знаю, где он и что с ним. Может, он смотрит на меня со стороны и следит за тем, как я выпутываюсь (это на него похоже, он может. Ты знаешь, почему я с ним развелась? Он понимал только себя. А на нас с Андрюшей смотрел как на участников какого-то психологического опыты… Господи, Андрюша…). Не бойся, все будет хорошо, найдется… Как замечательно, что ты пришла. Я сам не знаю — почему, просто такое ощущение, будто ты… Как тебе сказать (не говори, я понимаю, я как Илья — стена, чтобы опереться. Он знал, что делать, а я чувствую, не зная. Он мужчина, я женщина. И я не оставлю тебя так, как он. И как твоя жена. Послушай, может, она и Илья…). Нет, о чем ты говоришь, просто нелепое совпадение. В тот день было множество странных случаев и нелепых совпадений. Все же в людях проснулись силы, о которых никто не думал, и многие начали совершать поступки, которых сами от себя не ожидали. Один только приход к Богу… Единение наций… Кто ждал? Но ты не подозреваешь, Люда, как сейчас все неустойчиво (почему же? Я читаю газеты, смотрю телевизор. Если ты говоришь о тех, кто не воспринял Код, то ведь это вопрос времени, они…) Нет, это не вопрос времени. Это вопрос генетики. Дэн Дао никогда не скажет «Мессия с нами». В нем просто нет нужных генов, которые понимают код Торы. Ни одного нет, понимаешь? (Если вопрос только в генах…) Только! Наши раввины, ваши попы, да один Любавический ребе чего стоит… Они подвели такую прочную теологическую базу… Это даже на президентов подействовало. Они так думают — а на самом деле, действует Код. Тот самый, что и тебя привел в Израиль. Тебя, русскую до десятого колена (я не уверена. То есть, мне иногда кажется, что я знаю всех своих предков, вижу их глазами, среди них были выходцы из Византии, а они…) Ну да, в каждом, кто воспринял Слово, есть хоть одна хромосома… Не об этом я хочу сказать. Я боюсь, понимаешь (чего? Ты велик, даже папа Римский преклонил колени перед тобой, я ведь видела, и все видели)? Да, да, это так, и среди людей, принявших Слово, я — Мессия, и они никогда не сделают ничего против меня, просто не смогут, это в крови, в генах, я не сразу это понял и сначала просто дрожал от страха, что — разоблачат, выгонят, скандал… Теперь — нет. Внешне я уверен. Но я боюсь. Тех, для кого Слово Кода — звук пустой. Я никому этого не говорю. Даже думать об этом стараюсь поменьше — кто знает, может, мои верные хабадники понимают мысли как ты (как я? Нет. Я знаю. Может, могли бы, но не станут — психологическая установка, вот что). Ну, все равно. Я могу понять любого, кто воспринимает Код. От хабадника, для которого мое слово означает больше, чем слово жены, рава, пророков, до бывшего атеиста, не верившего ни в Бога, ни в черта, и сейчас уверовавшего только в материального носителя генетического кода. Но те, кто вне, — они пусты. Чувствую, что на Земле возникают две цивилизации. Мы — цивилизация Торы. И они — в ком Код не пропечатан. Мы для них — как пришельцы, которые хотят завоевать планету. Впрочем, мне так кажется, я не уверен. Но я боюсь. Видишь, Люда, я боюсь многого… Даже себя — боюсь, что не выдержу. Я не лидер, я тебе уже сказал, я устал уже, а все только началось. Твой Илья явился как демон-искуситель (О, это он умел, если хотел, на себе испытала. До момента, когда поняла — все,
Людмила не знала — что теперь, но ей захотелось протянуть руку над столом и погладить Мессию по щеке — он смотрел жалобно, будто ребенок, Андрюша смотрел так же, когда разбивал чашку или не застилал во-время постель. Куда он запропастился, на самом-то деле? Появится — будет смотреть вот так же, как Мессия, и ждать прощения.
Мессия перевел взгляд на дверь. Что-то происходило. Шум, движение. Мессия отложил вилку и сказал тусклым голосом:
— Ну вот, я ж говорил тебе…
Он поднял руку, движение в холле замерло, один из секретарей приблизился к открытой двери — в руке у него был пакет.
— Дай, — сказал Мессия.
Он читал быстро, потом перечитывал и еще минуту обдумывал текст. Людмила ждала, стало тревожно, ей передалась тревога Мессии.
— Я буду в Большом кабинете, — сказал Мессия, — пригласите туда главных раввинов, премьер-министра и патриарха Алексия, если он еще не уехал, позвоните ребе, Римскому папе, президентам Соединенных Штатов, Великобритании, Франции и России. Подготовьте телесовещание. После него — молитва. Я…
Он махнул рукой и пошел к двери, забыв о Людмиле. Она понимала, что случилось нечто ужасное, ей было страшно и не хотелось оставаться здесь одной, хасиды сторонились ее, они не желали ее защищать. Мессия почувствовал ее мысль, остановился.
Прости, Люда, что так… Я говорил, что боюсь. Было чего. Как не хочется… Видишь, я собрал всех, пусть вместе… (Да что происходит, Господи?! Скажи мне, я умру здесь одна!) Пойдем со мной (я? Но я не…). Ничего. Я хочу, чтобы… Идем, я не могу без тебя (Илья… Что случилось?).
Ей не хотелось идти, но она пошла. Ноги передвигались помимо воли — так ей казалось. Мессия обернулся, наконец, и в мгновенно брошенном взгляде она прочитала все, что было написано в той бумаге. Английский текст, но это не имело значения. Она читала не буквы, не слова — смысл.
«Всеобщая мобилизация в Китае. Сегодня рано утром Пекин объявил о тотальной мобилизации. Формальный повод — необходимость противостоять угрозе нашествия чуждой идеологии. Аналитики связывают это событие с прошедшим вчера совещанием в Шанхае президентов стран Независимого Востока. Решения совещания пока неизвестны, но, по-видимому, речь идет о военном противостоянии как единственной защите от угрозы с Запада…»
Людмила сидела перед телевизором и старалась не плакать. Все было плохо, кошмарно, и становилось хуже. Восемь вечера, Господи, восемь часов! Андрюша так и не нашелся. Илья не вернулся с совета, который сам же и созвал.
По телевизору показывали ужасные сцены. Когда камера кейптаунского репортера CNN проехалась, будто автомобиль, по раскоряченному на мостовой телу, у которого не было головы, Людмила на мгновение отключилась, не впервые, впрочем, за этот день, а когда пришла в себя, уже вовсе не могла сдержать слез и продолжала плакать, не видя ничего на экране и не слыша громких разговоров хасидов за стеной.
Но страх за Андрея прошел.
Просто она поняла, что случилось. Могла бы и раньше. Он ушел к отцу. К отцу и той женщине, жене Мессии. На планету со странным названием Саграбал. С ним все в порядке.
Она знала, что и сама может прямо сейчас уйти туда. К Андрею. И быть с ним. Может. Но останется здесь. Потому что… Нет, нельзя говорить «потому что». «Потому что» — из системы формальной логики. Вопрос-ответ, причина-следствие. А ее знание интуитивно, явилось оно, когда Людмила на миг провалилась в обморок. Она могла (Господи, могла ведь!) сказать сыну несколько слов, и он услышал бы, но в беспамятстве не сделала этого (или сделала? разве можно вспомнить сознательно то, что делаешь, теряя себя, пусть на миг, но — теряя?).
Кресло, в котором сидела Людмила, показалось ей слишком мягким, она в нем тонула, и Людмила пересела на стул с низкой спинкой, один из четырех, стоявших у небольшого стола. На экране (Людмила переключила программу на двадцать первый канал — Общественное Российское телевидение) диктор Светлана Кулагина читала обращение Президента к народам России. Людмила уже знала содержание, хотя и не слышала текста. Все, что происходило, было нелепо, но неизбежно.
Армагеддон.
Силы Бога против сил Дьявола.
Слишком рано. Да и нет в Торе даже намека на какой-то там Армагеддон, нет этого в словах Кода, нет в генах, значит — и в природе нет. Ни один человек, перешедший Грань, не станет враждовать ни с кем, кто Грани не переступил. Почему же эта нелепая конференция стран Независимого Востока вдруг принимает решение объявить миру Мессии священную войну? Для чего? Убить — кого? Или быть убитыми?
Людмила никогда не была сильна в политике. Игры эти ей казались грязными по определению, а всякая война (и гены Торы тут были ни при чем)