Люди Кода
Шрифт:
Недалеко от себя И.Д.К. увидел Дину — она, как и он, бродила, будто бесцельно, от одной группы людей к другой, слушала, смотрела, искала, находила, вмешивалась.
— Илюша! — воскликнула Дина. — Как все сложно! Я так погрузилась, что даже тебя перестала слышать.
— Иди сюда, Диночка, — прошептал И.Д.К., — родная моя, мы уже целую вечность не были вдвоем, только мы — и небо, и земля, и трава…
— Папа, — сказал Хаим, — ты не умеешь играть в эти игры.
— Конечно, — сразу согласился Мессия, — таких в моем детстве не было,
— Тогда слушай меня. Или Андрея. Только по очереди, потому что мы играем друг против друга.
Мальчики стояли на вершине высокой горы, накрытой черным небом с редкими пятнышками галактик. Хаим обнаружил почти невидимую (ни одной звезды поблизости!) планету случайно, когда, играя в самим же придуманную игру, перескакивал из одного измерения в другое, будто через поля шахматной доски. Передвигаться в нематериальных сфирот оказалось легче, и, конечно, быстрее, чем в измерениях, подобных пространству или времени. Хаим играл сначала сам с собой, а потом с Андреем, который и для себя нашел подобный же способ времяпрепровождения, оставшись однажды на Саграбале без присмотра матери и заглянув в запретные для него (уж Людмила была мастерицей по части запретов для собственного сына!) измерения.
Оба мальчика не задавали себе вопросов, на которые интуитивно знали ответы. Например: как могли они играть друг с другом, если четырехмерное тело Андрея продолжало оставаться на Саграбале, и мать даже не догадывалась об отсутствии сына. Законы многомерной Вселенной интересовали взрослых, а дети этими законами пользовались.
— Мы играем в историю, — заявил Андрей. — Здесь планета Хаима, мы ее специально выбрали, чтобы ничто не мешало. И нам нужна еще одна такая же, чтобы у меня не было форы вначале.
— Да, — подтвердил Хаим. — Папа, нам нужна еще одна такая же планета.
— В Иерусалиме, — сказал Мессия, — ты играл в гули и в «черное-белое». Ты хоть знаешь, что такое история, чтобы играть в нее?
— Папа, — терпеливо сказал Хаим, — найди нам планету для игры, а остальное поймешь сам.
— Я знаю такую планету, — сказал Мессия, — совершенно такую же… Но в первой координате времени придется передвинуться назад на семьсот миллионов лет. Планета давно погибла.
— Отлично, — обрадовался Хаим. — Покажи. Мы сыграем — кто сумеет спасти планету, и будем мешать друг другу, правила будут такие, что…
Если бы Мессия мог покачать головой, он бы сделал это.
Говоря о последовательности, в какой совершалось познание законов многомерной Вселенной людьми Кода, имя Хаима Кремера нужно поставить на первое место, поскольку именно он первым научился перемещать в нематериальных сфирот большие материальные массы.
Игра, в которую играли мальчики, напоминала шахматы, где участвовали всего две фигуры — планеты, а клетками доски были белые пятна галактик, расположенные в разных временах и пространствах. Именно от этой игры пошла популярная ныне «соломка», правила которой известны каждому.
Я подвожу читателя к очень важному для истории цивилизации моменту и настаиваю на том, что именно с той первой «соломки» началась заключительная
— Мы одни, — повторил И.Д.К., и они, действительно, были одни.
— Мы одни, — повторила Дина, подтверждая очевидное.
— Я люблю тебя, — сказал И.Д.К., и эхо повторило эти слова, отразив их от небесной тверди с желтыми нашлепками звезд, от плоской Земли, упиравшейся жестким неотшлифованным краем в гранитный купол неба, и от воздуха, заполнившего пространство между небом и землей будто гондолу дирижабля, поднявшего в одиночество своих пассажиров.
— Ты это чудесно придумал, — сказала Дина, оглядываясь вокруг.
Оранжевый диск солнца висел над головой и не слепил глаза. Чуть поодаль покачивалась, будто ладья на волне, ущербная луна, И.Д.К. остановил ее движение недоуменным пожатием плеч, и месяц застыл, стало слышно, как стекают песчинки с крутых склонов лунных кратеров. Небесная голубизна, яркая в зените, смешанная с солнечной короной, становилась густой синью на пути к близкому горизонту, и звезды над самыми холмами сияли особенно ярко, обрисовывая только те созвездия, которые нравились И.Д.К. с детства — Ориона, Кассиопею, Лебедя, расположившихся в парадоксальном соседстве друг с другом.
— Купол этот, — сказал И.Д.К. с гордостью, — не пропускает мыслей, ты чувствуешь, как они отражаются и возвращаются к нам?
— Конечно, — подумала Дина. — Я люблю тебя… Слышишь? Эхо.
— Господи, — сказал И.Д.К., — какая ты красивая, Дина…
Он еще не вполне владел искусством видеть человека во всех его измерениях сразу, сознание стремилось представить Дину такой, какой она была в иерусалимской квартире в тот момент, когда выковыривала занозу из его ладони. Он и себя воссоздал таким, каким, как ему казалось, был в тот вечер, — он знал, что Дина все равно видит его иным, у нее сложились свои представления, и образ его она лепила по-своему.
Миг продолжался вечность, а все остальные измерения Вселенной замкнулись на себя, и взрыв, который был неизбежен, произошел именно тогда, когда И.Д.К. казалось, что ничего уже больше произойти не может, потому что было — все.
Они еще долго лежали рядом, расслабившись. Время текло по спирали, и они вернулись к его исходу, и пережили еще один взрыв, и вернулись в мир; и лишь после этого, поняв, что очередной виток им вряд ли удастся пережить, сохранив рассудок, И.Д.К. распрямил время, и солнце покатилось к закату, а небо почернело, и из трещины в каменном своде подул пронзительный ветер.
— Пора? — спросила Дина.
— Пора, — подтвердил И.Д.К.
Он не стал уничтожать этот мир, здесь им было хорошо. Он взял Дину за руку, провел мимо яблонь к стене, утыканной нашлепками звезд, нашел маленькую зеленую дверь и отворил ее.
Измерения расправились, и на И.Д.К. обрушилось знание о том, что произошло за время их отсутствия.
Беспокойство его перешло в состояние, близкое к паническому, когда И.Д.К. не сумел ни в одном из доступных ему измерений обнаружить следы сына своего Андрея и сына Дины — Хаима.