Люди Края
Шрифт:
— Людские секреты неинтересно, — заявил он, направляясь к двери. — Не хочу знать.
Когда они остались вдвоем, девушка шагнула к Мельнику и остановилась перед его креслом. Он хотел встать, но она удержала.
— Я хотела попросить… — начала она. — Такая глупая просьба…
Было заметно, что она волнуется и не знает, что делать с руками.
— Вы ведь пруви четвертой степени, верно? — спросила она.
— Пятой, — поправил Мельник, мысленно добавив: «Официально».
— Тем более. Значит, вы полностью управляете своими желаниями. Можете дать команду и… Я вас прошу: пожелайте меня!
Этого Мельник не ожидал.
— Не надо, не говорите ничего, выслушайте меня! Я знаю, я для вас чужой человек, никаких чувств быть не может, а обычное мужское в вас под контролем, все так. И что я даже не могу просить об этом, чтобы родить, — ваш друг все объяснил, это у меня уже отняли. Но я все еще чувствую себя женщиной, понимаете? Может быть, это последний день так, или не день, а всего несколько часов, а потом раз — и стану как манекен, живой манекен с глазами и губами, сильный, как слон, но совсем пустой. У нас на Ио были строгие нравы, я женщиной-то едва успела стать. Подарите мне немного ласки, совсем чуточку! Ведь вам нетрудно: только дать команду — и все. В древности у самураев была последняя просьба — знаете какая? Так вот это моя последняя просьба.
Быстро опустившись на колени, она схватила его руку, прижала к лицу. Ладони у нее были ледяные и очень сильные. А щека, которой он коснулся, горячей.
Мельник вспомнил Люсинду, ее поцелуй — там, в мастерской, возле незаконченного ченджера. Он не желал ее, но при мысли о ней делалось тепло. Элен Солана не вызывала никаких чувств, но как он скажет ей слова отказа? Он уже понимал, что не сможет. «Напиться бы, что ли», — тоскливо подумал он. А она, читая ответ на его лице, рванула пояс халата, повела плечами, и одежда скользнула на пол. Она была хорошо сложена, даже очень хорошо. Он начал вспоминать набор слов, составлявших команду.
И вдруг каюта и стоявшая перед ним девушка исчезли. Он снова был на Никте, в Гринфилде. Но как все изменилось! На улицах лежали убитые; группа вооруженных людей пробежала куда-то, прижимаясь к стенам домов. Из-за угла показалось несколько фигур в черном, сверкнули вспышки выстрелов. Затем картина изменилась: он увидел Люсинду. Сжимая в руке бластер, она пробиралась по лесу, за ней спешили усталые и испуганные дети. И снова перед его глазами возник поселок. Он увидел огромного супи, стоявшего среди развалин дома. В руке он сжимал какой-то странный предмет — вроде знакомый, но никак не удавалось понять, что это. Вот супи поднял свою ношу, словно кому-то показывал, и разведчик понял, что это отрезанная голова человека.
Видение потускнело и пропало. Он снова был в своей каюте, и Элен Солана встревожено — видимо, его лицо в эти секунды показалось ей странным, — но все еще с надеждой глядела на него.
— Все отменяется, — сказал он, вставая. — Мы меняем курс.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Я получил послание с Никты, — объяснил он. — Там беда. Мы полетим туда. Прости. Я буду помнить о твоей просьбе. И в следующий раз…
— Да, — тусклым голосом сказала она, запахиваясь в халат. — В следующий раз…
Глава 15. БЕГСТВО
Люсинда догнала Норму Хайек с детьми уже на окраине поселка.
— Так вы на экскурсию собрались? Молодцы! — приветствовала она замыкавших шествие и о чем-то оживленно беседовавших
— А вы что, с нами? — осведомился Борис.
— С вами, с вами, — подтвердила Люсинда. — А вы далеко? Надолго?
— Не знаю, — пожал плечами Борис, а Матвей добавил:
— Видимо, на весь день — видите, сколько вещей набрали? — Он кивнул на свой рюкзак. — Госпожа Хайек не сказала. Сказала только — идем, и все. И вчера не предупредила. Наверное, у нее какие-то сюрпризы. Что ж, поживем — увидим.
Согласившись с этим заключением серьезного подростка, Люсинда направилась в голову колонны, где в окружении малышей, что-то им на ходу рассказывая, шла арт-мастер. Пока догоняла, заметила, что рюкзаки и сумки несли все дети, кроме самых маленьких, а хрупкая Норма тащила вообще целую гору. И еще она увидела маленькое розовое существо, деловито бежавшее впереди колонны.
— Я чуть не забыла, что ты звала, — сообщила Люсинда, поравнявшись с ней. — Такая беспамятная, просто ужас! А вы куда так нагрузились? Ты что, ночевать там решила? Что, и Чака с вами?
— Здравствуй, Люси, — ответила Норма. — Хорошо, что догнала. Да, наверно, нам придется ночевать. И Чака с нами — будет нужен.
— А что же мужчин никого не пригласила? Опасно ведь! Ты, я вижу, и сама приготовилась, — Люсинда кивнула на кобуру на поясе Нормы, — но все равно…
— Не позвала, потому что не успела, — ответила та. — Знаешь, ты погоди немного с вопросами. Я понимаю, у тебя их много, у детей тоже. Я чуть позже все объясню. Вот дойдем до Родниковой поляны, и объясню. А пока нам надо спешить.
— Спешить? Почему? — удивилась Люсинда.
— Вот видишь, ты снова спрашиваешь, — вздохнула Норма. — Ну вот наконец и лес.
Они достигли первых деревьев. Это были пиктории — одни из самых больших деревьев Никты, поражавшие своими размерами и необычным видом новичков. Бледно-зеленые стволы, похожие на скалы, уступами уходили высоко вверх. Из выступов пучками свешивались тонкие ветки, усеянные мелкими плотными листьями. Весной на них появлялись круглые розовые почки, которые, набухнув, при малейшем прикосновении потешно лопались с громким чмоком, выпуская множество крошечных изумрудных парашютиков. Дети любили приносить их на занятия и устраивать там небольшую канонаду с криками и беготней — благо учительница этому не препятствовала, а, демонстрируя свои способности, заставляла зеленые парашютики носиться по комнате, выписывая в воздухе буквы алфавита, а затем выпускала их в окно.
Здесь, вблизи поселка, пиктории росли поодиночке, как в парке. Малыши тут же кинулись бегать вокруг них, играть в догонялки и прятаться в расположенных невысоко дуплах. Норма дала им немного покружиться, а затем с криком «а ну, догоняйте!» устремилась к следующим деревьям, стоявшим чуть подальше. Медлить было нельзя ни минуты, она это чувствовала, но и просто заставить детей быстро идти, подгонять их, ничего не объяснив, тоже было невозможно — она, во всяком случае, так не могла.
Так, перебегая от дерева к дереву (впрочем, это малыши во главе с Нормой и Люсиндой бегали, а те, что постарше, степенно шли), они добрались до черты, где заканчивалась обжитая природа и начинался лес. Здесь и трава была гуще, и пахло иначе. Тропинка, сужаясь, вела среди тесно стоявших деревьев к Родниковой поляне — последнему освоенному месту.