Люди-собаки
Шрифт:
– Так инструкция любого утомит, тоже мне прикол, - пытаюсь отделаться от Толяна, не до него сейчас.
– Да ты дальше слушай, - обижается Толян.
Вынужденно слушаю.
– Эти лоботрясы электрики, - Толян блаженно улыбается, - видят спит напарник, ну зачем его будить? Захочет сам проснётся. Начальство у них видать тоже, сквозь пальцы смотрит. Следующим днём новенький опять дремлет, и что ты думаешь?.. До них только на третий день дошло, что не может живой человек так долго дремать. Хватились, а
Новость наводит ещё большую тоску, я представляю мужика, что умер и никто не хватился, видно нет ни близких, ни друзей, прям как у меня…
Улыбка сползает с губ Толяна, моя кислая мина портит ему настроение.
– Ай ну тебя, - машет Толян и бежит дальше.
Иду к шкафчику, умерший рабочий не идёт из головы. Вот судьба!
А может оно и лучше, что так?.. Ни каких тебе сокращений. Мысли снова возвращаются к словам Максакова, сердце будто проваливается под лёд.
Улыбаюсь, шучу, прощаюсь с мужиками, но душа стынет.
Ясное утро обдаёт свежестью, солнце выглядывает из-за цеховых бетонных коробок, воздух искрится весенним волшебством и чуть-чуть пахнет мазутом. Под ногами хрустят застывшие корочки луж, ребёнком я любил крушить эти тонкие льдинки…
Рабочие люди слабыми ручейками спешат со всех сторон, у проходной бушует мощный людской поток.
Река «ночников» выносит на свободу. По пути, толстая охранница заходит со спины и успевает прощупать мой пакет, обычное дело.
Тонкий лёд хрустит под ногами, лицо окутывают облачка пара, после бессонной ночи голова тяжелеет.
Сокращение, смерть, безысходность… словно вороны кружат мысли.
У меня есть квартира, пусть съёмная, но я так долго там живу, что воспринимается как своя, имеются деньги, небольшие, однако мои, даже есть сын. Он живет у бывшей жены, но мы постоянно видимся.
У меня есть всё!
Теперь, это всё можно потерять.
Раньше я легко менял работу, увольняешься и быстро находишь новую, рабочий человек всегда нужен.
Сейчас, меня гложет страх остаться без работы, видимо возраст или время такое?
Впереди газетный киоск, подхожу и заглядываю в окошко.
– Дайте мне: «Трудовой вестник», «Городские объявления» и «Рекламник».
Женщина равнодушно подаёт прессу.
Дома с замиранием сердца разворачиваю газеты, объявлений о работе немного, но они есть!
Требуются грузчики, менеджеры по продажам, много требуется охранников, снова менеджеры, а вот нужен слесарь…
Выходит не пропаду, если что, работа найдётся!
Немного успокаиваюсь, пью чай и засыпаю счастливым…
Весна пронеслась мигом, не знаю, замечал ли кто-то, но после сорока время ускоряется. Годы летят, словно экспресс, человек не успевает оглядеться.
Вначале лета нам зачитали список подпадающих под сокращение,
Я очень хорошо помню тот день.
Мне выпала дневная смена, небо синело бездонной глубиной, ласково грело солнышко.
Я спешил на работу и улыбался, навстречу попалась молодая девушка, которая улыбнулась в ответ, видимо хорошее настроение заразно.
«Жить хорошо!» - подумал я тем утром и, будто впитывая счастье, сделал глубокий вдох.
Но не успели мы приступить к работе, как всех вызвал начальник.
– Короче так, - заявил Максаков, - по причине сворачивания производства мы вынуждены сократить нескольких рабочих…
Кроме Максакова за столом сидели: табельщица, мастера, инженер по ТБ и конечно представитель профсоюза. Лица серьёзно-непроницаемые, взгляды невинные, увольнение совершенно законно.
– …Морозов, Захарченко, Козловский… - монотонным голосом начальник цеха перечислял фамилии увольняемых.
– …Кузнецов… - дальше я не слушал.
«Вот и всё!..» - всплыла и полыхнула отчаянная мысль.
Сердце бешено стучало, зрение помутилось, но чтобы не показать вида из последних сил я держался.
– У меня жена беременная, я им справку принесу.
– На мне ипотека, таких работников нельзя сокращать!
– Свою родню не сократили, ничего у меня тоже связи имеются, хрен им!.. – попавшие под увольнение мужики бурно обсуждали событие.
Избежавшие сокращения дипломатично молчали.
Я тоже молчал, да и что сказать? У меня нет беременной жены, нет нужных связей, даже родни толком нет. Я прирождённая жертва.
Моё внимание привлёк верстак, такой родной, сколько всего я на нём сделал, отремонтировал, придумал… глаза увлажнились.
– Пойду, вентиль гляну, - вскочил я, привычно ухватил разводной ключ и вышел.
«Второй дом, может самый главный приют! Меня гонят, нет, выбрасывают как ненужный хлам, словно бесполезный инструмент, а я тоже хорош даже не сопротивляюсь, будто так и надо. Почему эти начальники решили, что завод принадлежит им? Мои предки строили его, поднимали из ничего, кто эти новые хозяева, откуда взялись?..»
Я бродил по цеху, заглядывал в самые отдалённые уголки, несколько раз, пока никто не видел, смахнул слезу.
Смена пролетела за мужскими разговорами и возмущёнными спорами, однако под конец дня произошло ещё одно событие.
На проходной меня задержал охранник – тучный потный увалень.
Словно короткие сардельки, его толстые пальцы сжали мой пропуск.
– Что-то ваш пропуск сильно потёртый, - поморщился толстяк.
Моя грудь наполнилась воздухом, я собирался возразить, но тут охранница - женщина средних лет, с короткими чёрными волосами, резко взвизгнула и выскочила наружу.