Люди Солнца

Шервуд Том

– А как ты?

– Я уже послал Алис своё предсмертное прощание. И с радостью встречусь с мастером Альбой.

– Но Томас должен ведь что-то сделать, чтобы тебя спасти?

– Мы не успели нанять армию, – качнул головой Бэнсон. – А значит – мы ничего не успели. Дюк пригонит сюда столько солдат, что о любых действиях по освобождению можно забыть. И времени даст – только чтобы проскакать в Бристоль и обратно. Последняя просьба: пусть Том заплатит, сколько потребуется, и тело моё перевезёт в Бристоль. Чтобы Алис и мой сын знали, где моя могила.

– Сделаем

всё, что в будет в человеческих силах. Что написать в письме?

– Одну строчечку напиши: «Алис и Томик благополучны».

Громко ступая, вошёл Дюк. Прошёл, сел на лежанку. Взглянул.

– Я согласен, – сказал ему Бэнсон.

– Другого не ждал, – кивнул ему чёрный коллекционер.

– Сколько дней дашь, чтобы Стэнток добрался до надёжного места?

– А сколько ему нужно?

– Столько, чтобы проскакать до Бристоля и обратно.

– Столько – дам. Но ни дня больше.

– Верни Стэнтоку наших коней и наши деньги.

– Пятьдесят фунтов? Я столько потратил на художника, гравёра, типографию, расклейщиков, – что эти деньги – просто мелочь. Конечно верну.

Тогда Стэнток, крепко обняв Бэнсона, вышел. И вышел Дюк.

Через неполный час, на двух конях, имея двух запасных, взяли путь на Бристоль – Стэнток и посыльный Дюка. И Бэнсон был бы прав, что времени на какие-то действия по его освобождению не будет ни минуты, если бы в этот самый час не ввалился ко мне в каминный зал измученный, с воспалёнными от бессонницы глазами Джек, новоявленный Сиденгам, и не прохрипел, валясь у двери, набрасывая бледность на лица сидящих за столом женщин:

– Бэнсон в беде!…

Дикий марш

Первой удачей было то, что Давид находился в «Шервуде»: он привёз учителя для детей, Гювайзена Штокса. Второй – то, что Алис в данный момент находилась в Бристоле, поскольку мастер каменщиков решительно настоял на скрупулёзном согласовании всех деталей строительства.

Джек немедленно был перемещён за стол. Вошёл привязавший лошадей его сопровождающий, Робин, бывший боец Вайера, и сел с ним рядом. Две кружки налиты ромом до половины, Джек пил, стуча зубами о металлический край. Решительно были удалены из зала женщины и дети. За столом сидели те, для кого принимать тяжёлые вести было обыденным ремеслом: я, Давид, Тай, Робертсон, Иннокентий, напротив них – Джек, Робин, Ярослав, Готлиб и Дэйл.

– Давид, – спросил я со своего тронного стула. – Ты те пистолеты, что спасли нас у Чагоса, не продал?

– Нет, – ответил он, странно помедлив. – Лежат в цейхгаузе.

– Девяносто два пистолета, – быстро говорил я. – А сколько сможем быстро собрать надёжных людей?

– Ах, если бы Стоун и команда были бы здесь! – воскликнул разволновавшийся до красноты Иннокентий.

– Томас, – вдруг тихо произнёс Давид. – Если только спасение Бэнсона возможно, то оно не в пистолетах. Оно в бумаге.

– Объясни, – потребовал я.

– Другого выхода просто нет, поверь

старому еврею, – вздохнул Давид, плотно прижимая к столу расправленные ладони. – Нужно взять самое ценное, что у нас есть. Мне на ум приходит только твой чёрный жемчуг. И мчаться в Лондон, к королю Георгу. При дворе очень любят две вещи: морские истории и подарки. Ещё не знаю как, но я пробьюсь на аудиенцию к Георгу, и расскажу кучу пиратских небылиц, и поднесу ему жемчуг. Затем попрошу у него полного прощения для того, кто ему этот жемчуг послал: английского моряка Бэна Бэнсона. И только тогда, этим королевским указом о помиловании, если успеем примчаться в Плимут до казни, мы спасём Бэнсона.

– Прошу меня извинить, джентльмены, – вдруг подал голос Робин. – Но это вполне возможно. В казармы прибыл королевский прокурор, значит, хотя б пару дней, но будет расследование. Потом приготовления к казни. Церковные праздники, эшафот, согласование с магистратом, распределенье охраны – всё требует времени и даёт нам это самое время. Соберём ядро из самых надёжных людей. Будем мешать построению эшафота. Спаивать стражников. Похищать палача. Да при необходимости повесим самого королевского прокурора. Но до прибытия королевской бумаги казни мы не допустим.

– Кого возьмёшь с собой в Лондон? – быстро спросил я Давида.

– Хотя бы Робертсона, и довольно.

– Иннокентий! Оседлай им четырёх лошадей, самых выносливых, – приказал я. И, сморщив лоб, спросил у Давида: – Верхом выдержишь? Если ехать в карете – это дней шесть, а то и неделю…

– Выдержу, сколько надо, – заверил Давид. – Зад сотру до костей, но до Лондона домчимся в самое короткое время.

– Тай, – сказал я, вставая из-за стола. – Собирайся.

– А я? – удивлённо спросил Готлиб.

– Ты останешься здесь. Ни на шаг от Симонии чтобы не отходил. Приказ.

И пошёл, почти побежал наверх.

Вбежав в комнату, сказал ожидающей меня Эвелин:

– Мою дорожную одежду. Старые ботфорты. Пистолет. Крысу.

Сам, раскрыв наш монетный сундук, нахватал из него полные руки денег и жемчуга и побежал вниз.

Подойдя к столу, вывалил принесённое на его доски. Запрыгали и покатились чёрные жемчужины, и присутствующие стали их ловить.

– Томас, – сказал Ярослав. – Я тоже поеду. И со мной четверо самых надёжных.

– Хорошо, – кивнул я ему. – Собирайтесь.

Вот так нежданно и властно судьба заставила меня отдать последние распоряжения домашним и подбросила в походное, хорошо «объезженное» седло.

Один!! Робертсон отправлялся с Давидом, Носатый был необходим в «Шервуде» для поддержания хозяйственной жизни. В отношении Готлиба я дал себе слово, что не стану больше грузить его душу человеческой кровью и оставлю Симонии возлюбленного, мужа, отца её будущих детей. Да, дело было волчье и случай рисовался удачным, но я не решился делать из Дэйла волчонка, и поэтому и его в это дело не взял. И, к моему огромному удивлению, не поехал со мной и Тай.