Люди сорок девятого

Минаева Мария Сергеевна

– Она умерла, - сказал отрывисто крупный и сильный мужчина.
– Твоя мать умерла.

Он зарыдал, закрыв лицо, и это было страшнее всего.

Джон был очень мал, но помнил, как плакал и молился вместе с отцом за маму и брата, который появился на свет слишком слабым и маленьким и не пережил свою первую ночь, несмотря на старания повитухи-индианки. Они похоронили их вместе на холме за домом, под высоченными соснами, Кэтрин и Дэвида.

Похожа на мать... Похожа... Он не мог об этом судить, просто ему так казалось.

Бекки пропала во время Войны... Большинство ее родных погибло, а оставшиеся дальние родственники были слишком заняты поиском места в этом внезапно разлетевшемся вдребезги мире. Ее дом сгорел,

и, казалось, сама память о ней была стерта лишениями, выпавшими на долю соседей. Одно время Джон пытался разыскать Бэкки, но безуспешно. Выяснил только, что мисс Соджерн работала в полевых госпиталях, ухаживала за тяжело ранеными, солгав, что замужем за ним, Линдейлом[8.]. Она нравилась ему, он думал, что влюблен, но жизнь закружила и его тысячью повседневных мелочей... А потом он встретил Анабель. Джон судорожно всхлипнул во сне: Анабель была здесь, такая реальная... как живая... Он был рядом, мог коснуться ее, но стоило только протянуть руки, как огненный вихрь налетел на него, поглотив все. Джон Линдейл с криком сел в постели, он видел неподвижные тела и кровь на кукурузном поле у Данкер-черч и в окопах на высотах Мари, когда янки рвались туда с отчаянным ожесточением, и полуразложившиеся трупы, едва присыпанные землей и раскопанные животными... Окопы Мари. Должно быть, надо обладать огромным мужеством, чтобы, повинуясь дурным командирам раз за разом бежать наверх по трупам своих товарищей, отлично зная, что впереди - только смерть. В "гнезде шершней" было то же самое, только жертвами оказались конфедераты, штурмующие позиции Прентиса. Двенадцать атак... Их было много, как их было много в его растревоженной памяти. Тяжело дыша, он обвел комнатку затравленным взглядом, потом лег, но долго крутился, не в силах заснуть; во мгле нарастала и крепла уверенность: что-то случится...

Около двух часов ночи его слух уловил топот и брань, доносящиеся сверху, что-то тяжелое упало с глухим стуком. Сорвавшись с дивана и набросив на плечо пояс с кобурой, Линдейл ринулся наверх. Ступени завывали под его ногами, страх близкий к панике, приправленный яростью, впивался в него изнутри тысячами невесомых игл...

"Неужели опять? Господи... Только не опять!.." - стучало в висках Джона, когда он, пнув дверь, ворвался в комнату. Задыхаясь, ничего не видя перед собой, он вцепился в огромного человека в шубе из бизоньей шкуры. Охотник на бизонов, а видимо таково было его занятие, стряхнул Линдейла как пылинку. Тот отлетел к стене, больно ударившись затылком, но мгновенно вскочил и, помотав головой, снова пошел вперед, рванув рут-и-маклахан из кобуры, висящей на плече, и взведя курок. Желание убивать горело в его глазах, на губах застыла кривая усмешка.

– Стоять! Оба!

Голос резанул по барабанным перепонкам, Джон споткнулся и замер. В наступившей тишине к нему по капле возвращалась способность видеть... Алиса сидела на спинке кровати, держа в руках дерринжер, направленный на охотника. С такого расстояния и слепой бы не промахнулся.

– Я сама, - сказала она устало, сдувая прядь волос с лица. Линдейл глубоко вздохнул, прикрыв глаза, и вернул курок на положенное ему место.

– Ну?
– поинтересовалась Алиса у охотника на бизонов. Тот зло покосился на нее.

– Да подавись, ты...

Он вытянул из кармана пригоршню монет, кинул на кровать и, пятясь задом, пробрался к двери, бросив сквозь зубы на ходу Линдейлу:

– Скоро без клиентов будешь, если эту стерву отсюда не выставишь.

И, выскочив за дверь, он ринулся к лестнице черного хода, тяжело стуча сапогами.

– Что случилось?
– спросил Линдейл, понемногу приходя в себя. Алиса сунула дерринжер в кобуру на бедре, собрав деньги, спрятала в ящик комода и вытащила оттуда кисет и бумагу.

– Ерунда, - пояснила она, свернув самокрутку и закурив.
– Он не хотел платить столько,

сколько надо.

– Тебе надо быть осторожнее...
– сказал Линдейл, поняв по ее голосу, что она пьяна. Алиса проигнорировала его слова, затянувшись.

– Опять бессонница?
– поинтересовалась она. Стену над ее кроватью украшал пейзаж: маленькая немецкая деревушка на берегу озера; Линдейл смотрел в стену чуть выше и левее.

– Падай сюда, - она икнула и хлопнула рукой по одеялу, Линдейл покачал головой. В тусклом свете керосиновой лампы он вдруг показался ей очень старым.

– У тебя шикарный "кошкин дом", для этих мест, разумеется, - Алиса прикрыла глаза, плавно покачиваясь. Опьянение сняло многие запреты, и то, что она никогда не решилась бы сказать ему в лицо, помимо ее воли нашло выход.
– А ты к девкам в Денвер ездишь... Почему?

Линдейл усмехнулся.

– Если я хоть на минуту утрачу бдительность, и кому-нибудь из вас удастся меня окрутить, у меня приход с расходом сходиться не будет, и я разорюсь.

– Да ладно тебе, Джонни, - Алиса выдохнула дым колечками в потолок.

– Правда, правда, - сказал Линдейл, - честное слово. Близкие отношения всегда вредят бизнесу.

Он открыл дверь и прежде, чем Алиса успела хоть что-то сказать, вышел из комнаты. Вернувшись к себе, Джон налил еще рома и снова открыл Сервантеса. На заложенной им странице говорилось что-то про человека, дерущегося с ветряными мельницами, и у Линдейла было предчувствие, что скоро он сам может оказаться в подобной ситуации. В тишине и спокойствии города зрела беда, а если дело выйдет из-под контроля, сложно представить, что может случиться... Всю оставшуюся часть ночи Джонатан Линдейл так и не сомкнул глаз. На губах его блуждала довольная улыбка.

* * *

Слипшиеся воздушные узоры из невесомых ледяных игл холодным пером коснулись щеки Моргана и, мгновенно растаяв, сбежали по ней, оставляя за собой тонкий блестящий след. С трудом разлепив смерзшиеся ресницы, Джуннайт моргнул и потряс головой, сгоняя остатки сна. Прямо перед ним, впереди, мерцал огонек. Где-то по дороге, вероятно из-за сильного толчка, шляпа слетела с его головы, повиснув на ремешке; Морган надел ее, стянул зубами перчатки и с силой растер щеки и уши. Налетевший ветер закрутил хлопья снега в небольшой смерч и внезапно стих. Натянув перчатки, Морган выдохнул столб пара; ног он почти не чувствовал. Яркое пятно, качаясь, приближалось, размазанное в снежной мгле. Белые хлопья мягко ложились на промерзшую землю и застывали ледяными кристаллами, которые вспыхивали бриллиантовым огнем в свете фонаря...

Фонарь! Морган вскинул голову, его зрачки расширились. "Идиот... Боже мой, какой идиот!" - хотелось ему закричать, но из груди вырвался только задушенный хрип. Световое пятно поплыло куда-то вправо со все увеличивающейся скоростью, и Морган, стиснув зубы, вцепился в седло. "Держись, - велел он себе.
– Не сегодня". Это было бы верхом глупости - умереть вот так - посреди улицы, и Морган потянул поводья влево. Недовольно фыркнув, лошадь повернула. Перчатка скользила по коже седла, но Морган уже не замечал этого - он снова плыл куда-то далеко. Мгновение - и, потеряв точку опоры, Джуннайт стал заваливаться на сторону, но стукнулся о дощатую стену, прижавшись щекой к чему-то холодному. Правая рука безвольно повисла, не выпуская повода и, тем самым натянув его. Лошадка встала. Мгновение спустя Морган с трудом открыл глаза; его щека и нос прижимались к стеклу, за которым царил мрак. Закусив губы, едва сдерживая стон, Джуннайт поднял руку и постучал в окно. Это усилие доканало парня: красный мрак схватил его за горло и настойчиво потянул в бездну...