Люди сорок девятого
Шрифт:
– Красивая, - сказал он, так и не найдя в памяти нужного слова на немецком.
– Мари очень красивая.
Женщина заулыбалась.
– Мне надо ехать, - сказал Морган.
– Reiten.
Миссис Черрингтон покачала головой, улыбнулась еще раз и, взяв поднос с пустой посудой, ушла. Прикрыв глаза, Морган некоторое время лежал без движения, чувствуя, как его грудь снова заполняет острая беспричинная тоска, потом сел. Голова немного кружилась, но это ничего... Он встал, пошатываясь, держась за спинку кровати. "За револьвером и лошадью вернусь потом", - подумал Морган, взяв со спинки кровати свою одежду, постиранную и аккуратно сложенную, и натягивая ее на себя. Он хотел оставить записку, но вспомнил, что миссис Черрингтон не умеет читать по-английски, а он даже на своем языке пишет с грехом пополам и на других и подавно не сможет. Надев шляпу, Морган подошел к двери и, чуть-чуть приоткрыв ее, заглянул в щелку. Ему не хотелось, чтобы его удерживали и просили вернуться в постель. В маленькой прихожей никого не было. Морган бесшумно выскользнул из комнаты, снял с гвоздя свою куртку и, натянув ее, вышел на улицу. Резкий порыв
* * *
Джонатан Линдейл сидел, закинув ноги на стол, предоставляя партнерам по игре любоваться подошвами его сапог, и задумчиво созерцал веер своих карт, не замечая глухого гула разговоров, медленно плывя в загадочных переливах перламутрового сигарного дыма. У него на руках был валет и две пары: десятки и двойки, он широко улыбался, так широко, что двое из четырех его противников в ужасе побросали свои карты и теперь, сидя у стойки, с безразличным видом пристально следили за игрой в большое зеркало над баром. Линдейлу нравилось щекотать себе нервы; в начале игры ему выпал "флеш рояль", но он обменял свои карты на "вдову". Двое оставшихся в игре помимо него мужчин: неизвестно откуда забредший в город траппер и Майкл О'Руни, тот самый, что пристрелил испанского cabalero несколько лет назад, - заметно нервничали. Майкл недавно продал в Денвере стадо и, возвращаясь домой, заглянул в салун отметить это. Теперь, спустив большую часть выручки, он внимательно глядел на Джона.
– Твое слово, Линдейл.
Джон снова взглянул на партнеров: Майкл постукивал пальцами по краю стола, траппер истекал потом, глаза его округлились и выпучились, как у совы, а табачная жвачка давно застыла за левой щекой.
– Играю, - Линдейл кинул на стол еще несколько банкнот и уставился на траппера холодно-равнодушными зрачками индейца, на губах его играла приветливая улыбка. На столе уже была приличная сумма, и траппер ловил воздух ртом, задыхаясь от азарта, ярости и страха. Потом, зажмурившись, выдохнул:
– Пасс.
И буквально повис на спинке стула без сил, закрыв лицо руками и нервно жуя. Это слово отозвалось жгучим восторгом внутри Линдейла, он затянулся сладковато-горькой сигарой с ароматом Кубы и обратил кровожадный взгляд, подкрепленный милейшей улыбкой на последнюю жертву, когда струя ледяного воздуха с привкусом снега опалила холодом его правую щеку. С трудом возвращаясь в реальный мир, Джон повернул голову и увидел только черный силуэт в размазанной белизне дверного проема. Дверь хлопнула - силуэт исчез, и на его месте возник мужчина в тяжелой куртке, полузанесенный снегом. Изо рта у него вырывались клубы пара и застывали на смерзшейся бороде. Синие острые глаза - Линдейла этот взгляд прожег насквозь, и это ему не понравилось. Он насторожился, пристально, как хищник, следя за каждым движением чужака. Незнакомец потопал к стойке в глубине помещения, оставляя мокрые следы на опилках пола, и на Джона повеяло холодом от его заснеженной куртки, и вновь вернулась смутная тоскливая тревога того вечера, когда пошел снег. Он поглядел на своего партнера по игре, которого минуту назад готов был разбить в пух и прах силой своей воли, и отметил, как Майкл украдкой облизнул пересохшие губы. А уж о его руке и говорить не приходилось: пальцы бедняги отбивали чечетку в ускоренном темпе - он абсолютно не умел владеть собой, но ему хватило пороху еще повысить ставку. Предел был уже близок. "Еще немного - и конец", - понял Линдейл, однако, блеф внезапно потерял для него все свое очарование. Он открыл свои две пары, открыто хихикая над тем, как дурил партнеров полчаса, но внезапно прекратил, увидев, как лицо Майкла побелело, а потом на нем выступили багровые пятна и на лбу вздулась огромная синяя вена, когда он выложил свою комбинацию. Старшая карта. Линдейл провел ладонью по глазам. "Это проклятие..." - подумал он. Тело вдруг стало безумно тяжелым, и Джон испугался, что глыба прожитых лет, пропитанная болью и потерями, раздавит его.
– Алиса!
– позвал он, рванув на себе душивший воротничок, и женщина, вынырнув из облака дыма, оперлась рукой на стол.
– Ты плохо выглядишь, - сказала она.
– Пойди наверх и ляг. Тут дышать нечем.
– Нет, Алиса, - покачал головой Линдейл, - не обращайся со мной, как с ребенком, пожалуйста. Принеси виски на все, что тут есть, на столе. Что останется, эти люди могут забрать с собой. И тем двоим у бара тоже пускай бутылку кукурузного бесплатно дадут.
Алиса смахнула со стола деньги в подол и отошла, укоризненно качая головой, но через некоторое время вернулась, неся поднос с бутылками и стаканами. Поставив его, женщина снова ушла. Линдейл краем глаза наблюдал за незнакомцем у стойки, его партнеры заметно оживились при виде виски.
– Ты - сам дьявол, Линдейл, - изрек Майкл, наливая себе стакан.
– Удача всегда на твоей стороне.
Глаза Джона золотисто сверкнули в темноте.
– Да, - тихо сказал он, вздохнув, следя за чужаком, явившемся из бурана. Тот купил порцию виски и, устроившись в углу, так, что Линдейл видел спину и руку со стаканом, потягивал напиток мелкими глотками с длинными паузами. Что-то в чужаке настораживало Линдейла.
– Хороший виски...
– разглагольствовал Майкл, откинувшись на спинку стула.
– Ты отличный парень, Линдейл, за это тебя и уважаю.
Он икнул и, не заметив, как поморщился и чуть отодвинулся Линдейл, налил себе еще; на его глаза навернулись пьяные слезы.
– Ты разоришь любого, но никогда не подсунешь человеку дрянное виски. За тебя!
Он поднял стакан и выпил. Линдейл подавил улыбку, думая о том, что Майкл сочтет "дрянным виски" даже лучшее европейское вино, потому что оно по крепости, конечно же, не сравнится с самогоном, а уж с виски из Канзас-сити, когда его население состояло из одного торговца спиртным - и подавно.
– Да...
– встрял траппер, сплевывая на пол жвачку.
– Я такое виски только в Нью-Йорке пил в одном ирландском пабе. Хорошее было местечко, пока его янки не разнесли. Это было во время противопризывного бунта. Никогда этого не понимал. На своих граждан - и войска спускать. А, черт! (Он приложился к бутылке.) Паба не стало, виски - тоже, ну, я от расстройства и подался на Юг, в войска Конфедерации, благослови ее, Боже. Назло этим...
Линдейл поднял стакан.
– За Конфедерацию, - сказал он и увидел, как вздрогнула спина незнакомца, будто его током ударило. Майкл и траппер что-то еще говорили, но Линдейл слушал их вполуха, теперь еще более поглощенный слежкой за пришельцем.
Морган Джуннайт прикончил стакан. Им все еще владела слабость, а от выпитого мир приобрел приглушенные цвета и медленно качался взад и вперед. Морган вообще быстро пьянел, иногда хватало и одного большого стакана. Сквозь накатывающийся туман прорвался голос, выделившийся из общего гула:
– За Конфедерацию.
Мощный удар изнутри сотряс все тело Моргана, докатившись до кончиков пальцев, но через мгновение опьянение и слабость растворили его мысли без остатка, и он забыл о слышанном секунду назад. В конце концов война давно закончена... Зачем лезть на рожон с едва затянувшейся раной в боку? Морган прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением невесомости, мысли размывались в разные стороны течением времени, и он не испытывал желания их собирать. Наверное, стрелок задремал, всего лишь на мгновение, но тут же проснулся, подавив крик, готовый сорваться с его губ: в этот короткий момент забытья уместилось столько боли и отчаяния, сколько не в силах вынести ни один человек. Война не исчезла. Она была там, в его голове, пряталась в отдаленных уголках мозга, карауля моменты, когда он терял над собой контроль, чтобы снова яркими, будто это было вчера, картинами воскресить прошлое: голодный блеск в глазах людей, хриплый кашель старого Фила... Там был и Рой Нейл, ставший теперь преуспевающим финансистом. Морган видел его год назад: тот выглядел таким пышущим здоровьем, благополучным и довольным собой, что Джуннайт невольно спрашивал себя, какие сны видит тот по ночам, когда остается один. Это было болезненное путешествие в прошлое. На Роя никакого впечатления не произвел рассказ Моргана о тех пленниках Анденсонвилля, которых Джуннайту удалось разыскать или узнать о них хоть что-нибудь. Он выслушал все с вежливо скучающей улыбкой, а когда Морган закончил, попытался нелепо пошутить и в конце концов предложил выпить, чтобы поменять тему. Неужели вся людская боль для Роя не больше, чем пустой звук?... Или, если есть деньги, можно купить себе и покой тоже?
А рассказ о поисках не был веселым: из всех, кого он помнил, после войны осталось в живых около четверти, и все очень удивлялись, увидев его, потому что "пропавший без следа" в Анденсонвилле, как правило, оказывался мертвым. Некоторые из найденных Морганом стали калеками из-за побоев, которые охранники учиняли каждый раз, когда приходили вести о поражениях южан, вымещая бессильную ярость. Многие пленные после войны сошли с ума, некоторые сменили имя или уехали, и их след потерялся, иные осели на фермах, но все они выглядели старше своих лет, и в их глазах не было надежды. Некоторые вообще не пожелали с Морганом говорить, просто захлопывали двери перед его носом, и он не настаивал. Больше всех потряс его Зак. Морган видел его, спивающегося в Чикаго. Зака, который всегда верил в приметы, а теперь не верит ни во что, кроме виски. Парнишка не старше семнадцати остался без ног, когда пытался бежать и получил пулю, прошившую оба бедра и раздробившую кости. К счастью, комендант был на месте и, умерив пыл Андена, велел отправить несчастного в госпиталь. Но ничто не могло спасти конечности, пораженные тяжелой пулей Минье, и теперь, заросший, оборванный и месяцами не мытый, инвалид клянчил деньги перед салунами. Подавали нечасто: войну уже начали забывать, приезжало много переселенцев, жаждавших земли. Хорошо хоть сестры в ближайшем приходе каждый день кормили бездомных, и Зак ел там, но он категорически отказывался поселиться в богадельне при монастыре и гордо спал на улице в любую погоду. Даже рассказ о бывшем друге не вызвал у Роя эмоций, хотя они не раз вместе рисковали, проворачивая операции "подпольного негоциантства". А Морган закрывал глаза и видел их всех - каждое лицо. Тяжело поднявшись, Джуннайт проковылял к стойке и, купив бутылку виски, осторожно перелил часть ее содержимого в маленькую железную флягу, которую выменял вместе с другими вещами на угнанную при побеге из Анденсонвилля лошадь. Завинтив крышку, Морган опустил походный запас в карман куртки и аккуратно стал потягивать оставшееся спиртное из бутылки.