Люди сорок девятого
Шрифт:
Спотыкаясь и падая, продвигался он вперед, то и дело натыкаясь на обгоревшие, изуродованные тела. Увидев Анабель, закрыл глаза и прошел мимо; страшная ненависть душила Джона, одновременно давая ему силы идти.
Потом вернулась способность чувствовать, и тупая боль в сжатой ладони показалась сильнее, чем от ожогов. Раскрыв руку, Линдейл увидел тонкое золотое кольцо с небольшим прозрачным бриллиантом.
– Анабель...
– вырвался откуда-то изнутри беззвучный крик.
Сжав руку в кулак, он упал на колени. Мысли разбегались. Повалившись на бок, Джон глядел на звезды, мерцающие над самым горизонтом. "Я найду их...
– думал он.
– Всех." Последнее, что видел Линдейл, были длинные космы Джорджианского испанского мха: свисая с ветвей дубов, он мрачно колыхался от малейшего дуновения бриза, пришедшего с моря, будто легкая паутина, прикрывающая вход в узкую темную щель, где не было воздуха, из которой не было выхода и в глубинах которой притаилось нечто страшное, отчего холод забирался внутрь костей... В голове звучали смутные отголоски боев, то нарастая, то затихая где-то в призрачной дали памяти: Шерман... Шерман... Шерман... Потом мир померк, и тьма отступила только тогда, когда старый индеец, перекинув сына старого друга через свою вьючную лошадь, начал их долгий путь к вигвамам чероки.
"Не важно", - подумал Линдейл,
...На какое-то время после событий в Саванне он затаился, вернее, отправился на западную границу, куда в одно из подразделений кавалерии перевели двух из тех, кого он хотел разыскать. Там след раздвоился: один из парочки вышел в отставку, получив ранение; со вторым Джон чуть не столкнулся на улице лицом к лицу, и парень ударился в бега. Линдейл не замедлил сесть в седло, чтобы снова пуститься в путь. Неудачи преследовали его: в Сэнт-Луи преследуемый вскочил в пустой вагон для скота. Поезд направлялся в неизвестное место: то ли на юг, то ли на восток, и парень мог спрыгнуть с него где угодно... Линдейл застрял на берегу Миссисипи, заразившись скарлатиной от торговца скотом, который видел, как добыча залезла в вагон на ходу. Выздоровев, Джон недолго работал грузчиком на пристани, а скопив денег, сел на пароход до Нью-Орлеана. Прошло полтора года с момента взрыва. В дороге порядком поиздержавшийся, Линдейл решил пополнить свои средства при помощи карт.
Сидя за покером в роскошном салоне медленно тащившегося по реке парохода, он внезапно узнал только что присоединившегося к игре человека. Ничего не было проще, чем подставиться под обвинение в мошенничестве и выхватить револьвер, потому что янки не узнал Джона, но это было слишком просто. Месть будет полной только, если преступник поймет, что возмездие неминуемо, и умрет от ужаса прежде, чем от пули. Страх и отчаяние тоже своего рода гибель, и Линдейл был готов заставлять этих людей вновь и вновь испытывать череду таких смертей. Это желание не отразилось на его лице, он сумел замаскировать свою ярость и, мило улыбнувшись сидящему напротив врагу, принялся помогать партнерам по игре вычищать его карманы. Через пару часов тот в отчаянии швырнул на стол свои карты и стремительно вышел на палубу подышать ночным воздухом. Через несколько минут Джон положил свою комбинацию на стол рубашкой вверх и под каким-то предлогом последовал за парнем. Через пятнадцать минут он вернулся и с непроницаемым лицом, как ни в чем не бывало сел за стол. Подняв и развернув карты, Линдейл с улыбкой кивнул остальным игрокам:
– Продолжим игру, господа?
Никто никогда не узнал, что именно случилось в эту четверть часа.
... Мерзавец валялся у Джона в ногах, умоляя пощадить и сначала эти всплески ужаса, возникшие только от упоминания событий третьего августа, забавляли Линдейла. Палуба была темной и пустой, в салоне, где собрались все пассажиры, играл негритянский оркестр, заглушающий все звуки извне, кочегаров оглушала топка и рев механизмов. Никогда: ни до того, ни после - Линдейл не наслаждался такой полнотой власти, но потом ему вдруг стало противно смотреть на это унижение. Пнув врага ногой в бок, он пошел прочь, но тот попытался выхватить плохо скрытый револьвер и выстрелить Джону в спину. Линдейл среагировал, как гремучая змея. Звук выстрела показался пассажирам всего лишь разорвавшимся в трубе угольком. Стоя над безжизненным телом, Линдейл коротко сказал:
– Дурак.
Он подтащил труп к борту и, перевалив через поручни, спихнул в воду. Несколько минут Джон смотрел, как тело удаляется, качаясь на волнах и медленно погружаясь в пучину...
... Еще одного он нашел в Нью-Йорке, когда вернулся на Восток два года спустя после побега из Саванны. Тот янки работал на какой-то фабрике. У него, как говорили, была жена, дети, и только одна слабость: в пятницу вечером он позволял себе отвлечься от повседневных забот в одном пабе со стаканом эля в руках. Однажды, когда ливень заливал город и отчаянно стучал в стекла, к мужчине подсел Линдейл. Они долго говорили о чем-то в тот вечер, а потом вместе вышли. Домой тот янки так и не вернулся. Его нашли следующим утром, лежащим в переулке под мелким моросящим дождем, в его руке был зажат взведенный револьвер. Говорили, что Линдейл предложил ему выбор, по крайней мере, он оставил ему скальп...
Бывший солдат союзной армии, а к тому времени преуспевающий горнопромышленник, напуганный слухами о небывало упорной и безжалостной охоте, попытался принять все возможные меры предосторожности. Он возвел в лесу, недалеко от своих шахт, нечто вроде укрепленного форта, обнесенного частоколом, в башнях над которым сидела стража, замечающая каждого, кто приближался на милю. Лес на большом расстоянии со всех сторон был вырублен, обзор увеличен, для охраны нанято в три раза больше людей, чем необходимо, караул проходил вдоль стены внутри каждые два часа. Даже мышь не могла проскочить незамеченной в укрепление. Еще находясь в Нью-Йорке, Линдейл случайно увидел в газете фотографию мужчины с обожженным лицом. В той статье говорилось о новостях бизнеса, и в том числе упоминался владелец серебряных рудников, тем же вечером мститель ехал в товарном вагоне на Запад. Прибыв в город, рядом с которым шли разработки серебряной жилы, Джон начал присматриваться к жителям на всякий случай. Он околачивался возле универсального магазина Флэтмана и наблюдал за входящими и выходящими покупателями, изредка поглядывая сквозь большое окно на девушку за прилавком. Это была дочка хозяина, когда посетителей не было, она доставала из-под прилавка книгу и читала ее. Прищурившись, Линдейл разобрал название: "Последний из Могикан" Купера. Послонявшись возле магазина некоторое время, Джон отправился в салун, где допустил оплошность, начав расспрашивать бармена, - тот в ту же ночь доложил о беседе владельцу рудника. Наступили нелегкие времена: вся армия человека с обожженным лицом была брошена на поиски Линдейла, наемникам приказали доставить его труп и обещали огромное вознаграждение. Где-то около полугода они играли в прятки в заросших лесом горах: Линдейл валялся на мокрых от дождя склонах, мерз по ночам, не разводя костра, ел грызунов, попавших в его сплетенные из травы и веток силки. Он выжидал с терпением апачей, с которыми ему раньше приходилось неоднократно драться, наблюдал и ждал, когда они расслабятся и ошибутся, чтобы нанести удар.
Джон неоднократно лежал в десяти ярдах от частокола, слившись с песком, и неподвижный, а оттого не замеченный никем. Он имел за это время несколько возможностей, чтобы застрелить человека со шрамами, когда тот в окружении охраны изредка выезжал на шахты, но загвоздка была в том, что уйти живым при этом не было никакой возможности, и тогда шестой мерзавец остался бы безнаказанным. Однажды Линдейл позволил себе забыться в углублении под вывороченным из земли корнем упавшего дерева, и сон его был весьма чуток, нечто вроде первичной дремоты
Джон забрал сумку, висевшую через плечо мертвеца, а также его широкополую шляпу и одеяло и спрятал эти вещи в том же овраге, потом вытащил свою Арканзасскую зубочистку и пошел проверять силки. Когда мужчина вернулся, на его поясе висел освежеванная тушка кролика, а в руках он тащил охапку сухого хвороста. Линдейл разложил бездымный костер и впервые за последние полгода вдохнул аромат шипящего на оструганной палке и изливающего в трещащий огонь сок мяса. Хорошенько прожарив кролика, он отломил пару кусков, торопливо сунув их в рот, завернул остаток тушки в листья и аккуратно убрал в наплечную сумку покойного. Закончив, Линдейл притащил заготовленные сухие ветки и свалил в костер. Пламя оглушительным залпом выстрелило вверх, мгновенно поглотив сушняк и заставив Джона отпрянуть. Подождав, пока оно чуть опадет, Линдейл поднял тело и бросил лицом в огонь. Немного подождав, он вытащил мертвеца за ноги и устроил на постели из сухой травы в углублении под корнем, где недавно отдыхал сам. Где-то вдалеке пересвистывались лесные птицы, солнце слегка склонилось в сторону горизонта, под сенью деревьев царила приятная прохлада... Подходящее место и время, чтобы умереть для всех второй раз. Джонатан подпихнул ногой догорающие сучья поближе к выбоине, носком сапога поддел пару головешек, выкатил их к подстилке из сухой травы и, вытащив мерцающую на конце ветку, немного подпалил корень; сырой и толстый, тот не мог гореть и просто тлел, распространяя зловоние. Все выглядело просто: слишком близко разведен костер, пень задымился, и человек стал задыхаться во сне, а тут еще угольки выкатились из огня и подожгли постель... Проблема разрешилась сама собой - преследователь мертв.
Уходя, Джон подбросил в костер свежесрезанных зеленых веток с листьями, которые мгновенно дали густой дым, начавший распространяться по лесу. Встревоженные птицы на мгновение умолкли, но потом запели снова, ветер шумел в кронах деревьев, склоняя и раскачивая стволы. Почему-то Джонатан предельно четко помнил запах того леса: сладковатый аромат гниющих листьев и хвои, смешанный с дымом.
Несколько часов спустя Линдейл, прятавшийся все в том же замаскированном ветками овраге, наблюдал, как привлеченные дымом наемники отыскали тело и оказались вполне удовлетворены увиденным: они затушили пень и костер, тщательно собрали и закопали все угли, после чего, забрав труп, убрались восвояси.
Пока Линдейл ждал их, он при помощи Арканзасской зубочистки соорудил себе пончо из одеяла покойного, теперь, надев его на себя, нахлобучив на голову широкополую шляпу и прихватив сумку, мужчина выбрался из укрытия и направился к давно примеченному лесному озеру. Там, удобно устроившись под нависающим над водой берегом, Джон с удовольствием съел еще немного все еще теплой крольчатины, запил холодной водой, а затем, убрав мясо, занялся главным. Склонившись к прозрачной поверхности озерка, он сперва долго рассматривал свое отражение в нем: загорелая до кирпичной красноты кожа, длинные волосы, лохматая длинная борода... За время изнуряющей игры в прятки в этих горах он изменился: щеки и глаза ввалились, черты лица заострились, и сквозь них ясно проступила четвертинка индейской крови. Джонатан начал с того, что обрезал бороду и усы, а затем аккуратно побрился своим ножом. Ветер шумел в верхушках огромных сосен, напоминавших Линдейлу деревья его детства, и звук этот, сливающийся с пением птиц, заставил Джона на мгновение замереть с лезвием в руке и прислушаться к музыке, существовавшей с начала времен. На некоторое время он потерял ориентацию во времени и пространстве; после долгой изматывающей игры на выживание, он, будучи мертвым, получил возможность ненадолго забыть об опасности и увидеть окружающий мир. Сосны, пронизанные золотыми столбами солнечного света, напитанные его жаром, истекающие густыми каплями неповторимо пахнущей и мгновенно густеющей смолы. Их длинные мягкие иглы, устилавшие мелкий белый песок, дававший им жизнь, тонкие прозрачные чешуйки коры на прямых стволах, пепельных внизу... "Как спокойно..." - подумал Джонатан.
– "Как спокойно быть мертвым..." На мгновение он прижал к горлу лезвие "зубочистки", ощущая его приятную прохладу, напомнившую воду глубокого озера, потом, не сдержав вздоха сожаления, отвел в сторону. Поддаться искушению сейчас означает проиграть, это будет значить, что они все же одержали над ним верх, не прилагая особенных усилий. Преодолевая охватившую его расслабленность и нежелание двигаться, Джонатан склонился к воде и поглядел на свое отражение в ней. Белая кожа, обнажившаяся под растительностью на его лице, вовсе не порадовала, да и с волосами надо было что-то делать, но он решил отложить это на потом и оглядел одежду. Здесь, кажется, было все в порядке: башмаки Джон заменил мокасинами в самом начале игры - они оставляли слишком заметный след, пончо из одеяла охотника за вознаграждением выглядело достаточно потрепанным, да и шляпа в порядке... Линдейл поймал два утиных пера, плещущихся в небольших волнах, наплывавших на песок, и заткнул их за шнурок, повязанный вокруг тульи. Теперь волосы. Он быстро собрался и, неслышно ступая по опавшей листве, будто большая хищная кошка, побежал прочь.