Люди советской тюрьмы
Шрифт:
— Чего рвешь? — угрюмо спросил Каменюка. — Не ты его вешал.
— Калинин вам ордена вешает, а мы их сдираем. Понятно? — и следователь расхохотался.
Кое-как скрутили бунтаря и били его несколько часов подряд.
После этого случая следователь умер в больнице, а Каменюка отправлялся на допросы уже в сопровождении «почетного конвоя». В нашу переполненную людьми камеру втискивались полдюжины бойцов полка НКВД, прижимали гиганта штыками к стене, надевали на его лапы две пары наручников, а на ноги —
На допросах Тараса избивали зверски, но он был почти нечувствителен к боли.
— У мене шкура дубленая, — хвастается Тарас. — Белые в гражданскую добре выдубили. Ось, бачьте, — и в сотый раз демонстрирует перед нами свое огромное тело, сплошь покрытое шрамами.
— 28 ранений. От всякого оружия. Гарно мене белобандиты расписали? Красиво?… Так после того, для мене следователи вроде мошкары.
Григория энкавсдисты не трогали больше месяца, но потом, однажды ночью, вызвали на допрос. Обратно в камеру он явился только через двенадцать дней, худой, избитый и с погасшими глазами. Когда первая радость встречи с Тарасом прошла, Зубов тихо сказал другу:
— Плохи наши дела, Тарас. Эти гады хотят, чтоб мы с тобой подписали, что, будто бы, участвовали в…подготовке вооруженного восстания против советской власти то погано.
— Мы? Партизаны?… Ты им в глаза наплюй, — и Каменюка смачно выругался.
— Знаешь, Тарас, я., подписал, — еще тише произнес Зубов.
— Гриша! Та, як же ты?
— Понимаешь, Тарас, выдержать невозможно. Пытка без конца. Большой конвейер. Их много, а я один, Легче, кажется, на фронте сто раз умереть.
— Не горюй, Гриша. Буденный нас выручит.
— Выручит, как же. Держи карман шире. Он, вот, нам не отвечает, а начальнику краевого НКВД прислал письмецо. Про нас пишет.
— Ну? Что ж ты мовчишь? Що вин пише? Григорий безнадежно машет рукой, — И говорить не стоит. Врагами народа клеймит нас.
— Що ж цэ такэ? разводит руками Тарас.
— Это называется, — насмешливо вставляет Смышляев, — за что боролись, на то и напоролись…
Вечером Зубова вызывают «без вещей». Он обнимается с другом.
— Прощай, Тарас! Больше не увидимся. Следователь сказал, что меня приговорят к расстрелу.
Гигант молчит. Крупные слезы катятся по его каменному лицу…
Поздно ночью нас разбудили хриплые стоны; страшное зрелище представилось нашим глазам. На полу у двери билось в судорогах огромное тело Каменюки. Из раны у локтевого сгиба его руки текла, в подставленный двухлитровый кувшин для воды, тонкая струйка крови. Кувшин был переполнен вокруг него образовалась кровавая лужа;..
Старый партизан не перенёс трагической: разлуки с другом. Он зубами перегрыз себе вены не руке. Позже мы узнали, что в ту же ночь Тарас Каменюка умер в тюремном госпитале.
6. Восемнадцать
На первом же допросе Сергей Киселев заявил следователю:
— Требую, чтобы меня немедленно освободили! Виновным себя ни в чем не признаю! Следователь расхохотался:
— Много вас таких на фунт сушеных идет? Ишь чего захотел. Ты лучше расскажи, кто тебя завербовал в контрреволюционную организацию и кого ты завербовал?
— Оставьте ваши глупые шутки. Они оскорбляют мое достоинство члена большевистской партии. Следователь захохотал еще громче.
— Вот чудак! Все еще себя партийным считает. Тебя же, перед арестом, объявили врагом народа и исключили из партии.
— Исключение меня считаю неправильным. Будучи директором МТС*), я не смог выполнить план ремонта тракторов, благодаря целому ряду объективных причин. Главное, у нас нехватало запасных частей. Их не прислали с завода. К тому же, не было достаточного количества инструмента для ремонта. Как я мог ремонтировать тракторы? Чем?
— Хватит басни рассказывать. Слыхали уже. Ты скажи, кто поручил тебе вести вредительскую работу? Признавайся!
— Я протестую!
— Придется тебя на конвейер послать. Там все подпишешь.
— В таком случае я вам официально заявляю: вы принуждаете меня совершить антипартийный поступок.
— Какой там еще поступок?
— Объявить голодовку! Буду голодать до тех пор, пока меня не освободят.
Хохот следователя стал неудержимым.
— Ха-ха-ха! Ой, напугал! Мне от страха даже холодно сделалось. Ха-ха-ха! Голодай, сколько влезет. У нас против таких штук верное средство имеется. Про искусственное питание слыхал? Нет? Ну, так ты его попробуешь.
Вернувшись с допроса в камеру, Киселев вызвал усатого надзирателя и сказал ему:
— Доложите начальнику тюрьмы, что я объявляю голодовку-Надзиратель выпучил на него свои оловянные глаза и зашипел:
— Ш-ш-ш!.. Ну и дурак! Ничего с этого дела не выйдет. До тебя многие пробовали. Ш-ш-ш!..
Вечером и на следующий день Киселев не дотронулся до еды. Еще сутки спустя надзиратель вызвал его через окошечко в двери:
— Киселев! Собирайсь в госпиталь!
— Зачем? — спросил вызванный.
— Искусственное питание кушать.
Итти в госпиталь Киселев отказался, но его отказ особенного впечатления на тюремную администрацию не произвел. В камеру явились трое надзирателей, схватили голодающего за руки и ноги и вытащили в коридор….
Целую неделю. Пробыл Киселев в тюремном госпитале под опёкой энкаведистов в Медицинских халатах: Сначала они его уговаривали:
— Для чего вы затеяли эту комедию с голодовкой? Все равно не поможет. Только свое здоровье подорвете. Потом стали угрожать: