Люди советской тюрьмы
Шрифт:
Председатель одного из колхозов Старо-Марьевского района, сидевший вместе со мной в следственной камере, рассказал мне любопытные подробности о торговых операциях Тангиева с печеным хлебом:
— Было у меня в колхозе четверо стариков-специалистов по изготовлению плиточного прессованного чая. Этот чай мы делали тайком от районных властей и сбывали калмыкам-степнякам. А вы ведь знаете, что они без своего чая, снабжение их которым чайная промышленность никак не наладит, ни жить, ни работать не могут. Каким-то образом, о нашем чайном производстве пронюхал Тангиев и предложил мне такую комбинацию: 100 кило тюремного хлеба за полдюжины плиток
"Торговали мы так с полгода. Два раза в неделю ездили за хлебом в тюрьму и расплачивались чаем. Тангиев этот чай сплавлял председателям степных овцеводческих совхозов. За одну плитку они давали две шкурки серого или золотистого каракуля. Представляете, какой у начальничка был заработок? Но, в конце концов, он пожадничал, начал со мной торговаться, а я снизить цену отказался и… вот видите? Нажал там, в НКВД, Тангиев какие-то блатные кнопки, меня взяли за шиворот и — сюда, в конверт. А он, чтоб ему ни дна, ни покрышки, с новым председателем теперь торгует.
Кроме этих незаконных статей дохода, есть у Тангиева еще одна, но уже "законная статья". По приказу краевого управления НКВД, одежда и обувь расстрелянных в тюрьме поступает в распоряжение тюремной администрации. Эти вещи также распродаются ею и, чтобы "не портить" их, осужденных часто перед казнью раздевают.
Среди начальников советских тюрем Тангиев не исключение. Нет в СССР такой тюрьмы, где бы администрация не кормилась и не наживалась за счет заключенных.
Свою торговую деятельность Тангиев умело совмещает с иной, очень ценной и полезной для краевого управления НКВД. Он не только исполнительный, но и очень изобретательный тюремщик. Исполняя все управленческие распоряжения по части тюремного режима, он, в то же время, неустанно усовершенствует старые и изобретает новые методы и приемы "обезволивания" подследственных и подчинения осужденных арестантов. Между прочим, по его чертежам и под его руководством в ставропольской тюрьме были устроены новые карцеры, которые летом прогревались горячим паром, а зимой заливались водой, превращаемой в лед охлажденным воздухом. Он же устраивал одиночки-мешки и в переполненные людьми камеры втискивал заключенных так, что они там могли только стоять. С заключенными начальничек часто бывает жесток и требует от своих подчиненных также готовности совершать любые жестокости, если это понадобится НКВД.
Назвать Тангиева садистом в полном смысле этого слова, однако, нельзя. Каждое его действие в отношении заключенных, прежде всего, подчинено интересам НКВД. Когда заключенные пробовали протестовать против некоторых его жестокостей, он заявлял им:
— Этого требует от меня сам товарищ Булах. Не могу же я не подчиниться ему.
Ценя Тангиева, как превосходного тюремщика, управление НКВД, до поры до времени, прощало ему даже самые беззастенчивые торговые операции в тюрьме.
Своей внешностью начальничек очень похож на разжиревшего тифлисского духанщика: толстый, с алкоголическим носом на багровой одутловатой физиономии, с кривыми коротенькими ногами и тройным подбородком, упирающимся в выпуклую, как у женщины, грудь.
Над жизнью и смертью подследственных он не властен, но в камерах для осужденных его власть неограничена. у него повышенное чувство мстительности и горе подследственному, который вызовет хотя бы малейшее его неудовольствие, а затем попадет к осужденным. В ставропольской тюрьме
Есть еще одна интересная черта в характере Тангиева, впрочем, свойственная многим энкаведистам. Он, до некоторой степени, является выразителем особой чекистской "стыдливости". Начальничек никогда не произносит такие слова, как палач, тюрьма, казнь, пытка и тому подобные. Он заменяет их более мягкими: исполнитель, место заключения, ликвидация, методика физического воздействия. В разговорах с заключенными начальничек довольно вежлив. Им часто употребляются слова: дорогой и уважаемый. Часто их вставляет он даже в угрозы:
— Ты, дорогой, мне не возражай, иначе я прикажу с тебя спустить твою уважаемую шкурку…
До перевода его в ставропольскую городскую тюрьму Тангисв занимал такой же пост во Владикавказе, переименованном большевиками в город Орджоникидзе. Оттуда начальничку пришлось уехать со скандалом.
Во владикавказской тюрьме, после нескольких милицейских облав, скопилось много уголовников-рецидивистов. Все они были очень злы на Тангиева за плохое качество питания и грабеж присылаемых им передач. Одна из общих камер, заполненная в большинстве уголовниками, как-то заявила старшему надзирателю:
— Имеем дело к начальничку кичмана. Если он не придет, устроим шухер.
Тангиев пришел, но, не решаясь войти в камеру, остановился на пороге.
— Чего хотите? — спросил он.
— Тебя, сука кичманная! Тебя! — заорали несколько уголовников, бросаясь на него.
Они втащили его в камеру, но хотевших войти вслед за ним надзирателей, закрыв дверь, не пустили. Затем Тангиеву было выражено камерой неудовольствие в неожиданной и оригинальной форме. Ему нахлобучили на голову парашу, вместе с ее содержимым и повели его по камере, угрозами и пинками заставляя петь "Кирпичики". Задыхаясь под парашей, он еле слышным голосом гнусавил:
— И по винтику, по кирпичику Растащили весь этот завод…Когда его пение надоело уголовникам, они начали петь сами, кем-то из них тут же сочиненный куплет. Взявшись за руки, плясали вокруг начальничка с парашей и горланили:
— Влез в парашу жирный клоп — Начальничек Тангиёп! Ты хотел загнать нас в гроб? Ну, так нюхай, Тангиёп!..Издевательства уголовников над ненавистным им Тангиевым длились не меньше получаса. Надзиратели, все это время безуспешно ломившиеся в дверь, наконец, вышибли ее принесенным со двора бревном и освободили своего полумертвого от страха и полузадохшегося начальника.
За эту выходку нескольких уголовников расстреляли, но дальнейшее пребывание Тангиева во владикавказской тюрьме было невозможно. Он стал посмешищем для заключенных и даже самые угрюмые из них, при взгляде на него, не могли скрыть усмешки. Тогда-то управление НКВД и перевело его в Ставрополь.