Люди среди людей
Шрифт:
В аудитории эта сентенция вызвала улыбки, но Хавкину показалось, что выпадов против вакцины с тех пор стало меньше.
Сегодня тихий день. Лектора почти не перебивают. Санитарные меры властей не находят поддержки ни у кого в городе, в том числе и у медиков. Грубость генерала Гетакра, бесцеремонность его солдат всем опротивели. Но обнаруживать личные чувства в делах служебных - дурной тон. Вполне владея стилем, который в бомбейском обществе считается обязательным, Хавкин читает лекцию педантично, сухо, почти не комментируя факты. Только когда к горлу подступает раздражение или вспоминается какая-нибудь смешная деталь, он, не меняя тона, обращается к своему любимцу Кришнану Рою.
Итак, вот уже два месяца, как жилища в Бомбее подвергаются атакам не только полицейских, но и дезинфекторов. Карболовую кислоту изливают на стены и полы с помощью пожарных труб, сулему льют сотнями галлонов, пользуясь ручными насосами. В «очищенных» таким образом домах немыслимо жить из-за резкого запаха и ядовитых испарений. Еще более ядовитый для людей серный дым ползет по улицам. Эту меру власти считают особенно эффективной. По специальному приказу на железных противнях круглые сутки сжигают кусковую серу в надежде очистить воздух города. Хавкин мысленно улыбается. Ему хочется разъяснить доктору Рою, что бомбейские серные очаги сильно напоминают гонги и трещотки, которыми чуму изгоняют китайцы, но лектора прерывает голос доктора Диого:
– Простите, сэр, но если я не ошибаюсь, то в ноябре минувшего года вы сами одобрили названные мероприятия муниципалитета.
Диого поклонился и медленно садится на свое место. Подчеркнутая вежливость не может скрыть удовольствия, с которым потомок пиратов и купцов уязвил своего ученого собеседника. Двадцать человек сразу превратились в единый организм: двадцать пар ушей насторожены, двадцать пар глаз устремлены в лицо лектора. Это происходит всякий раз, когда им кажется, что он в ловушке. Смешно.
Да, три месяца назад сотрудники муниципалитета действительно запросили мнение бактериолога Хавкина о предпринятых мерах по борьбе с эпидемией. Чтобы ответить им, он несколько дней бродил по лестницам и коридорам пятиэтажных домов, по комнатушкам без окон, до отказа населенным нищим людом Бомбея. Никакая дезинфекция не смогла бы очистить эту человеческую клоаку, где один водопроводный кран и одна уборная приходятся порой на сотни жильцов. Что было ответить чиновникам? «Снесите эти трущобы? Прекратите никчемную дезинфекцию, которая, убивая одного микроба, оставляет благоденствовать миллионы других?» Но ведь это не реально. Предупредительной вакцины тогда еще не существовало. Лечебной - тоже. Прекратить дезинфекцию значило вообще прекратить сопротивление чуме. Он избрал меньшее зло: одобрил санитарные меры, убежденный в том, что рано или поздно они сами изживут себя. Сейчас можно честно признаться в тогдашней игре. Предупредительная вакцина перестала быть только искомой величиной. Она найдена.
Сорокоглазое, сорокоухое существо с легким вздохом сожаления выпускает его из своих щупалец, чтобы через минуту снова хищно насторожиться.
– Мы не ослышались, сэр, вы сказали, что ваш препарат уже пригоден настолько, что его можно вводить людям?
Хавкин прикусил губу. Об этом пока не стоило распространяться. На следующем занятии, послезавтра, он мог бы уже с полным
Посредине фразы Хавкин почувствовал, что язык плохо слушается его. Слова с трудом выходят изо рта. Он провел ладонью по щекам. С лицом что-то произошло: мышцы кажутся одеревеневшими. Он прислушался к собственному голосу. Речь несколько замедлилась, а слова звучат не совсем четко. Интересно, заметно ли это со стороны? Хорошо бы поглядеть в зеркало: у больных чумой лицевые мышцы расслабляются порой настолько, что лицо становится совсем бессмысленным. Не хватает только, чтобы это произошло на лекции. Он продолжал говорить о свойствах препарата, попросил служащего принести оставленный в директорском кабинете флакон и показал слушателям, как выглядит вакцина. Сообщил: в ближайшие дни будет предпринято испытание на людях. Наливал воду в стакан, отпивал ее небольшими глотками, продолжал рассказ о пастеровской идее бактериальных препаратов. А сам тревожно и радостно прислушивался, как чумный яд бродит по телу, медленно, но неотвратимо подчиняя его своей воле.
Звонок, конец лекции. Кажется, они ничего не заметили. Можно наконец помолчать и дать покой уставшему лицу. Совсем не просто сохранять безмятежно серьезное выражение, когда мышцы твоих губ и щек превращаются в чужую, почти неуправляемую маску. Хавкину хотелось как можно быстрее миновать людный вестибюль и добраться до лаборатории. Опыт вступал в решающую фазу. Не пройдет и часа, как начнется жар. В таком состоянии лучше быть дома. Надо вычертить температурную кривую, и главное - не упустить максимум. Очень важно узнать, какую наивысшую температуру может дать прививка. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как услышал оклик.
Умоляюще сложив руки перед грудью, перед ним предстал Рой.
– Всего два слова, сэр.
Они выбрались из вестибюля на крыльцо. Летний день уже полыхал вовсю, но здесь, под сенью старых лип, недавно политые каменные плиты двора казались еще прохладными.
– Мистер Хавкин… - У Роя сквозь смуглоту щек проступил темный румянец. Он силился и никак не мог произнести что-то очень для себя важное. И вдруг выпалил: - Я хочу быть первым человеком!…
– Первым? Где?
– Пусть мне первому привьют вашу вакцину. Я верю вам, мистер Хавкин. Сколько бы они ни смеялись. Верю и ничего не боюсь…
Левая щека попыталась выйти из повиновения. Хавкин прикрыл ее ладонью. Пришлось повернуться к Рою боком. Улыбка еще получалась, хотя, кажется, выходила несколько кривой. Славный парень. Жаль разочаровывать его. Впрочем, у такого, как он, впереди еще будет немало случаев подставить себя под шприц.
Хавкин крепко зажмурился: в голове ослепительно запульсировала острая боль. Удар, удар, еще удар». Для полной картины чумного заражения теперь не хватало только высокой температуры.
– Вы нездоровы, учитель?
Он взял себя в руки. Все в порядке. Пусть доктор Рой на него не обижается. Дело в том, что один человек еще раньше заявил свое право на первенство. Вакцина уже испытывается. Но как только начнутся массовые прививки…
– Уже испытывается… - разочарованно протянул Рой. И вдруг какое-то озарение блеснуло в его огромных черных глазах.
– Так это вы!
– Восклицание звучало, как Архимедова «Эврика!». Доктор Кришнан Рой весь превратился в удивление и восторг.
– Это же вы тот первый человек, мистер Хавкин!! Да? Как же я раньше не подумал!
– Рой почти танцевал вокруг.