Люди в белом
Шрифт:
— По твоей вине, уродец, — буркнул водитель, стукнув кулаком по рулевому колесу.
— Да я-то тут причем? — взвизгнул Павлик, было видно, что его расстройство неподдельно.
— Расскажите, что случилось, мы, так уж и быть, вас рассудим. — По моим соображениям так можно расстраиваться только из-за больших денег.
— Второй раз такой случай не представится, так что уж тут права качать. Фортуна вместо улыбки показала нам свою прыщавую, грязную задницу, — не желая, видимо, вдаваться в подробности, ответил доктор.
Краснощеков, будучи очень любопытным молодым
— Ладно, не жмись, расскажи что случилось. Я тебя кофейком угощу.
Я стал подниматься на третий этаж следом за ними, правда, с небольшой остановкой по дороге, отвлекшись на милое щебетание Настеньки.
— Михаилов, ты что, упоролся? — вопрос сопровождался лукавой улыбкой иезуита.
— С чего вы взяли, голубушка? — я был сильно удивлен такой проницательностью с ее стороны. "Откуда что берется?" — подумал я.
— Смотри, скоро будешь ходить ко мне, релашку клянчить! — она погрозила мне пальчиком.
— Э, нет, релашки у меня самого пруд пруди, а к тебе я приду с предложением руки и сердца! — тут я изловчился и чмокнул ее в шею.
Добравшись, наконец, до комнаты, я застал Краснощекова, внимательно слушавшего сбивчивый от переизбытка эмоций монолог Вафельки.
— …приехали мы на хату, какой-то барыган застрелился, кровь, мозги, пистолет в руке, ну все дела. Входная дверь открыта, в квартире никого. Ну, вы же понимаете, квартира пустая, ментов еще нет, мы и решили оставить себе на память какой-нибудь сувенир.
— Какие же вы безнравственные сволочи, а как же клятва Гиппократа, как же восьмая заповедь, а, Пашечка? Как не укради? — с театральным пылом я схватил беднягу за плечи.
— Да отстань ты, дай человеку дорассказать. Сам что, лучше? — Краснощеков, большой любитель таких историй, выказывал нетерпение. Пашечка продолжал:
— Ну так вот, огляделись, поняли, что удачно зашли, осмотрели все потайные места и в последнюю очередь обратили свой взор на матрас, я-то, дурак, не заметил, что он двойной, поднял, посмотрел — там ничего нет. Ну, тут менты подтянулись, начали все записывать, актировать, а курсант какой-то смышленый поднял матрас, а там бабок видимо-невидимо. Пересчитали — пятьдесят две тысячи долларей.
В комнате как-то сразу сгустился воздух, и стало очень душно.
— Ну, ты, лох, Никитенко! — обратился к Паше официально по фамилии, Краснощеков. — Чему вас только в училище учили?
— Представляешь, Миша, нам столько бабла, вот бы мы зажгли не на шутку!
— Ты, Пашенька, лучше бы уж молчал, только душу травишь и искушаешь невинных юношей-романтиков. — После такой истории у меня, по идее, должны были запотеть очки.
— А знаете, что с Ларчиковым случилось? — Вафелька попытался улыбнуться, — он, когда мент матрас поднял, в обморок грохнулся, пришлось мне его нашатырем отнюхивать.
— Ладно в обморок, я бы, наверное, нарушился сразу, но ты, Паша, будь настороже, в медицине все случаи парные! — обнадежил его Краснощеков.
После таких душещипательных излияний, касающихся крупных сумм наличными, становится как-то грустно.
—
Паша улыбнулся, щечки толкнули очки наверх, отчего лицо приняло очень наивный вид.
— Нет, спасибо, к парному случаю хочу быть в здравом уме и твердой памяти.
— Ну, будь! — Краснощеков, создав отрицательное давление мощным носом, засосал свою порцию.
— Твое здоровье, Пашечка! — я последовал примеру Алексея.
Я становлюсь старше, а женщины все молодеют и скоро про меня скажут "хороший парень, но женат". Ведь когда-нибудь это случится. Зелье, которое я стал употреблять, все равно потащит за собой и сила воли тут не при чем, если так пойдет и дальше, я скоро стану как ди-джей Карлито. Вот две ипостаси моего искушения: женщины и "это", хотя одна, возможно, очень скоро исключит другую, но ни то, ни другое не вызывает у меня никакого страха. В голове стали появляться новые мысли, не затушеванные расхожими представлениями Минздрава о наркотиках. Проблема, видимо, гораздо глубже, и не в медицине дело, не в патологических изменениях. Не в деформации личности в том плане, что где она, здоровая личность? Многие люди и без наркотиков являются законченными ублюдками. Зря ругают, а, главное, жалеют наркоманов, большинство из них побывали на вершине блаженства, куда навряд ли может попасть обычный человек без определенной стимуляции. Скорее всего, завтра я буду думать совсем иначе, но сейчас есть то, что есть, а есть то, что сейчас.
— Хороший стаф у Карлито, — подал голос Краснощеков, — зря Вафелька не сделал, сразу бы успокоился.
— Он ждет парного случая, вдруг подфартит дураку, — мне вдруг очень захотелось поговорить, абсолютно все равно о чем. — А мы не ждем парного случая.
— Почему не ждем? — Краснощеков с удивлением поднял брови.
— А чего нам ждать? — Я развел руками, — у нас ведь и первого не было.
Напарник явно не расслышал то, что я сказал, и, в свою очередь, спросил:
— Чего первого?
— Ничего, — я вдруг понял, что ничего не смогу ему объяснить.
Сторонний наблюдатель, если бы ему посчастливилось слышать наш диалог, наверняка спутал бы нас с всенародными любимцами, героями МТВ Бивисом и Батхедом.
Прервав интеллектуальный разговор, Краснощеков носком пошарпанного рабочего "Доктора Мартенса" включил телевизор и мы окунулись в перипетии незамысловатого сюжета очередного полицейского сериала, из которого я запомнил лишь гипертрофированную женскую грудь и бесконечную пальбу из разных видов оружия.
Ближе к вечеру, когда ноябрьские сумерки охватили все вокруг, наше бдение у голубого экрана прервало напоминание, что мы все-таки на работе, нас позвали на вызов.
По дороге к месту происшествия Панков безобразнейшим баритоном выводил: "Мы бежали по тундре". Подобный прессинг на наши барабанные перепонки прибавил бодрости и желания жить.
"Где мчится поезд Воркута — Ленинград". На асфальте валялась груда тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся тем, что когда-то было бабушкой.