Люди в черном
Шрифт:
— Заметано, я начинаю готовить пикник!
— Готовьте! До связи!
— До связи, Федор Олегович!
Майор Ипатьев положил трубку, чтобы тут же ее поднять вновь и набрать местный поселковый номер секретаря парткома Рахтура и одновременно председателя местного исполкома, то есть верховной власти местного пошиба, Халтурина Валерия Алексеевича. Тот был на месте и ответил сразу. Строго, официально, как и положено руководителю его уровня:
— Да! Халтурин слушает!
— Валерий Алексеевич, вас беспокоит майор Ипатьев.
— Что-нибудь случилось,
— Ничего серьезного. В городе все спокойно. Просто информация к размышлению появилась.
— Ты, как Штирлиц, ей-богу, ну что за информация?
— Только что звонил Жилин.
— Жилин?
— Да! Он просил организовать внеплановый вывоз готовой продукции с прииска.
— Что, намыл сверх нормы?
— Нет! Дело в другом!
— В чем же?
— У него якобы центральный сейф забарахлил, нужен ремонт, он и бригаду мастеров уже вызвал. Поэтому и просит вертолет. Для доставки ремонтников и вывоза продукции на четверг.
— Ну и что? Такого разве не может быть? Я имею в виду поломку сейфа? Вполне может. И действует Жилин по инструкции, в чем проблема?
— Не знаю. Раньше подобного никогда не было.
— Все когда-нибудь ломается. Но информацию принял, дам команду на месте проверить ее достоверность. А вывоз готовь, по штатному расписанию!
— Понял, Валерий Алексеевич!
— Больше Жилин ничего не говорил?
— Нет!
— И на рыбалку не приглашал?
— Какая может быть рыбалка? Я на выходные планирую протоки проверить, насчет браконьеров. Что-то наш рыбнадзор, по-моему, работает спустя рукава.
— С чего ты это взял?
— С рынка. Он весь рыбой завален, свежей!
— Ну ладно, работай, а главное, охраняй покой граждан, это твоя основная задача! До свидания!
— До свидания, Валерий Алексеевич!
Ипатьев положил трубку. Проговорил:
— Так оно спокойней будет. С золотом не шутят. Одно дело, если я самолично разрешу внештатный полет, за что, в случае чего, отвечу по всей строгости, и совершенно другое дело, если есть санкция высшего начальства. Другой коленкор получается.
Начальник поселкового отделения милиции майор Федор Олегович Ипатьев был осторожным и предусмотрительным служакой.
Хоза Сулейманов зашел через двор в дом деда Ефима. Тот читал местную газету, всматриваясь в каждую строку.
Услышав появление гостя, повернул к нему голову.
— Хоза?
— Я!
— Ты, как всегда, как привидение появляешься. Нельзя зайти с улицы, как нормальный человек? Тебя же здесь каждый знает аль опасаешься чего?
— Чего мне опасаться? Привычка просто. Ходить так, чтобы другие не видели.
— Пошто явился? Жилин прислал?
— Нет, надо пару дней в Рахтуре провести по личным делам, а где остановиться? Только у тебя и можно, если, конечно, не погонишь прочь.
— Почему погоню? Что ты мне плохого сделал? Оставайся, живи сколь надо! Вон лавка, постель на печи. Хлеб, сало есть, ах да, ты же насчет сала того… не употребляющий. Ну тогда говядина есть, соленая, с перчиком. Да и самогон найдется!
— Вот это в самый раз, хороший
— А вот это для кого как! Парни-то, что я из зоны встретил, пригодились?
— Пригодятся еще, не время пока!
— Ну вам виднее, молодым, когда да что. Присаживайся, выпьем!
— Сколько тебе лет, дед?
— Мне? Скоро девятый десяток разменяю, а чего?
— С ума сойти, девятый десяток! А все самогонку пьешь! Другие в твоем возрасте или уже в могиле гниют, или на таблетках сидят, вернее лежат, смерти дожидаясь. А ты еще ничего, крепок!
— А что самогон? В нем все мое лекарство. Чуть ноги замочил, сразу стакан и на печь. Глядишь, болезнь мимо и пронесет. А не выпил бы? На следующий день и свалился бы, точно тебе говорю. А мне валиться нельзя, кто ухаживать-то будет? Да и не встать боле. Нет, валиться никак нельзя!
Он выставил штоф самогона, стаканы, нарезал хлеб, мясо, лук с чесноком. Разлил первач.
— За что выпьем, Хоза?
— За здоровье, дед! Чтобы оно всегда было у тебя в норме.
— Пустое предлагаешь. Сам знаешь, вечно никто не живет, вот и мне последние годы, а то и месяцы топтать эту грешную землю. Не будем глумиться, а выпьем за жизнь. Сколько бы ее нам ни осталось!
— Хороший тост, дед! За жизнь!
Они чокнулись и выпили. Закусили, поговорили еще немного, куря стариковского самосаду. Дед вспоминал каторжную молодость свою. Потом улеглись по местам, уснули.
Наутро дед, вставший рано, старался не потревожить сон гостя, вышел во двор и начал мести его, вылизывая свою территорию, словно солдат первого года службы. Эту процедуру дед Ефим непременно делал каждое утро, вместо гимнастики, которую осилить уже был не в состоянии.
Хоза поднялся ближе к обеду и сразу под холодную воду. Тоже своеобразная тренировка и потребность организма. Потом пообедали. Дед спросил:
— Вечера ждешь али ночи?
— Вечера, как стемнеет!
— Лодку где оставил?
— У крайнего мостка.
— С мотором?
— Не тащить же его на себе?
— Так сопрут ведь!
— Найду — башку отрежу!
— Кому? Кого ты тут найдешь? Уволокут мотор, вовек не сыщешь!
— Я найду! Глаз да ушей в поселке много.
— Ну ты как знаешь, а я пройдусь к реке, посмотрю. Все одно делать нечего. Выпить еще захочешь, за лавкой, в сенях найдешь!
Дед Ефим вышел. Сулема проводил его взглядом.
Сколько дед жить собрался? Годы? Месяцы? Нет, дедушка, не угадал ты. Дни тебе остались, считанные дни. Много ты знаешь, к сожалению, вдруг решишь покаяться, и не только священнику, груз грехов с души снять. Их, поди, у тебя накопилось немало. Так что такой вот расклад. Но пока походи, подыши воздухом. Еще пару дней у тебя есть, пока он, Сулема, закончит дела с Яковом Петровичем, такой же плесенью, и «невестушкой» своей, Настей! Смерть тебе легкой будет, потому как неожиданной, ты и понять-то ничего не успеешь, как отойдешь в мир иной. Даже сам Сулема предпочел бы в случае чего, чтобы его грохнули откуда-нибудь из-за угла, в спину, насмерть, сразу.