Люди в голом
Шрифт:
Я стал тем, кем было задумано, чтобы я стал.
Борисов исчез из моей жизни. По одним сведениям, он уехал в Калугу, по другим — в Израиль. Кто-то мне говорил, что он работает в Питере гувернером и воспитывает детей из богатых семей.
Дима Дмитриев стал лингвистом. Чем он занимается сейчас, я не знаю. Он долгое время работал в Институте языкознания. Случайно заехавшие в институт бельгийцы назвали его «гениальным компьютерным лингвистом».
Филипп Федчин занимает должность замдекана и читает лекции по истории искусств.
Олег Гаврилов создал и возглавил коммерческий
Кристина Пекина уволилась из Смольного колледжа и работает на кафедре Олега Гаврилова.
Андрей Степанов стал доктором филологических наук.
Чем занимается Двинятин, я полагаю, знают все, у кого дома есть телевизор.
А песню «Рыцари диких яблок» исполнила какая-то группа из Екатеринбурга. Об этом мне рассказал Жорик Старостюк, побывавший в этом городе на рок-фестивале. Слова значились как «народные».
Про то, как кенгуру «живет с слоном»
Недавно сосед Алексей Петренко заговорил со мной о моей бывшей жене Люсе, проживающей ныне в США в каком-то небольшом городке. Оказывается, они общаются. Она замужем, счастлива и по-прежнему пишет стихи и по воскресеньям поет в местном кафе русские романсы. В связи с ее поэтическими упражнениями я вспомнил одну историю десятилетней давности. Я забыл многие события нашей совместной жизни, но этот эпизод почему-то в моей памяти сохранился.
1992 год. Время мутное. Я только что закончил университет, женился на своей однокурснице, полноватой девушке Люсе, и моя жизнь начала стремительно набирать скорость.
Главное, не совсем было понятно, что делать. Я снова, как в школе, остался наедине с самим собой. Вокруг голодные, жалкие, опасные дикари, вооруженные палками-копалками и дубинами. Но что-то нужно было делать. То ли торговать, то ли писать диссертацию. Денег катастрофически не хватало. Даже на еду. Впрочем, еды в магазинах было немного.
И вот мой приятель, Андрей Степанов, нашел себе и мне небольшой приработок. Издательство с загадочным названием «Тайны здоровья» решило публиковать популярные книжки и поручило ему (а значит, нам обоим — как мне Степанов сказал по телефону) переводить с английского знаменитую сагу о строгой волшебнице Мэри Поппинс. Гонорар обещали выплатить по окончании работы. Деньги не безумно большие, но приятные.
Вот так удача.
Мы сели за перевод.
Степанов сразу назначил себя главным. Он был старше и, следовательно, умнее. Помню, как он систематически отчитывал меня за низкое качество перевода, плохое знание английского и общее скудоумие. Каждый брал свою порцию глав и переводил у себя дома. В конце недели мы встречались и читали друг другу переведенное. Если надо — поправляли друг друга. Причем, в основном, меня. Все шло по плану. Но в один прекрасный день, работая над очередной главой, я наткнулся в тексте на старое детское стихотворение, коим писательница решила разнообразить прозаическое повествование.
Я в панике позвонил Степанову.
— Степанов! — заявил я сходу. — Тут у меня стихи в тексте. А я стихи переводить не умею!
— Что не умеешь? — переспросил он и
В трубке послышались короткие гудки. Потом Степанов, похоже, слегка оттаял и перезвонил. (Он всегда считал меня немного туповатым и делал на это скидку.)
— Ладно, — сказал он уже мягче. — Не мучайся. Но хоть попытайся! Если ты так ничего не придумаешь, позвоним Ване Писаренко. Он все-таки поэт.
— Ваня Писаренко, — возразил я, — авангардист. Он может переводить разве что какого-нибудь Сен-Жон Перса. А с детскими стихами не справится.
— Нальем — справится! — решительно заявил Степанов. — Но лучше бы ты сам все сделал.
— Ладно, попробую.
— Пока! Вечером встречаемся у меня, приноси перевод.
Я повесил трубку и вернулся к письменному столу, к стихотворению. Стихотворение рассказывало об истории Ноева ковчега. Детские простенькие слова: в ковчеге каждой твари было по паре, а кенгуру пары не нашлось, и ее поставили в пару со слоном. Вроде бы — все понятно. Не понятно только, как это изложить в стихах. «Может, — подумал я, — верлибром перевести?» Сидел где-то час, никаких мыслей так и не появилось. Наконец, я сдался и позвал на помощь жену.
— Слушай, Люся. Ты ведь стихи пишешь. Переведи вот это. У меня не получается. Все равно заработанные деньги будут общими. А я, чтоб не терять время, буду дальше работать.
— Хорошо, — ответила Люся. — Переведу.
Я написал ей подстрочник. Она взяла его и отправилась на кухню рифмовать, а заодно и попить кофе. Через два часа я закончил работу и собрался идти к Степанову. Перед уходом заглянул на кухню к Люсе.
— Ну что, перевела?
— Перевела, — отвечает она как-то смущенно. — Только, знаешь… Нужно немножко в одном месте подправить.
— Ерунда! Степанов подправит.
Она протянула мне сложенный вчетверо листок.
— Спасибо, — ответил я. Сунул, не глядя, листок в папку, оделся и отправился к Степанову.
У него дома мы раскрыли листок, и я прочитал вслух следующее:
В ковчеге все живут вдвоем, и это каждый знает. А кенгуру живет с слоном! Такое здесь бывает!Степанов удивленно приподнял брови и погрузился в молчание. Мне даже показалось, что прошла целая минута. Наконец, я собрался с духом и сказал:
— Ну как тебе? По-моему, неплохо… Только вот это «с слоном», по-моему, не вполне удачно. «Со слоном», понятное дело, правильнее, но зато в ритм не укладывается. Как думаешь, оставим все, как есть… или что?
Он взял у меня листок со стихотворением, потом протянул мне его обратно и мрачно сказал:
— Могу себе представить, что там еще творилось, в этом ковчеге. Если слон, сожительствующий с кенгуру, — для них обычное дело. Знаешь, — язвительно добавил он, — ты этот перевод не выбрасывай! Мы его потом в какой-нибудь авангардистский журнал отошлем.