Люди Волка
Шрифт:
При этих словах лицо Обрубленной Ветви загорелось.
— Есть сказание, — прошептала она, — что все твари земные сотворены были в один час из одной звездной пыли. Отец Солнце бросил нас с неба на землю и вдохнул в нас жизнь. Люди были самыми слабыми из всех. Отец Солнце забыл дать нам меховую шубу. Но карибу разрешили нам надевать на себя их мех и есть их мясо. Это был их дар братьям. У нас нет клыков, как у мамонтов. Но нам дарованы были руки, чтобы мы сделали себе оружие.
— Я помню, Бабушка, — кивнул Волчий Сновидец. Цапля ткнула пальцем ему в лицо:
— Помнишь?
— Печень. Я…
— Ба! — возмущенно воскликнула она, рубанув пальцем воздух. — Я знаю, что Народ верит в это, но это не правда. Это мозги твои помнят — и Сон.
— Почему ты так думаешь?
Она подалась вперед, недовольно поджав губы:
— Что случается с человеком, если ударить его по голове? Он теряет память. А если ему отрубить руку, он ничего не забудет! Если у него болит живот, мысли его от этого не меняются. А если у него заболит голова, он сразу начинает думать не так, как прежде. А уж если его ранить в голову как следует, он и вовсе становится дурачком. И у других тварей так же. Ударь карибу в голову — он умрет. Так что никаких сомнений быть не может.
— Пожалуй, да…
— Никаких «пожалуй»! Не гадай. Прислушивайся к себе. Учись. И не верь ничему, что тебе говорили. Задавай вопросы!
Обрубленная Ветвь ощетинилась:
— Ты хочешь сказать, что я не правду сказала насчет Отца Солнца и звездной пыли?
Цапля лениво моргнула, будто не придавая значения ее словам:
— Нет. На сей раз ты, против обыкновения, сказала дельную вещь.
— Ах ты, старая ведьма! Да я…
— Откуда ты все это знаешь? — перебил их Волчий Сновидец. Страх охватил его душу. Что же это он делает? Ведь так, поучившись у Цапли, он окончательно порвет связь с миром, который любил! — Почему другие не знают?
Цапля еще раз шикнула на Обрубленную Ветвь и задумчиво пожала плечами:
— Когда люди живут большим лагерем, ни у кого нет времени как следует задуматься. Нужны шкуры — надо дубить их, нужно мясо — надо охотиться, нужен мох на топливо — надо собирать его. У людей рождаются дети, и они то болеют, то дерутся, то вечно чем-то интересуются. А у Сновидца голова должна быть свободна. Он не должен думать о мелких сварах, не должен заботиться о пустяках. — Она почесала нос. — Здесь… пока Народ не вернулся, ты можешь погрузиться в себя, слушать, чувствовать. Весь мир течет вокруг тебя. Земля дышит, звери спешат своим путем. Времена года, дни, часы — и все это проходит. И все неразделимо. Там, куда падает мамонтовый помет, вырастает трава. Ветер разносит зерна. Мамонт ест траву и оставляет помет. Это знают все люди, но никто не понимает, что все это значит. Кто будет думать о Едином, когда трое детей просят есть, а в углу чума кто-то рассказывает смешные байки?
— Значит, все, что мне нужно, — это одиночество? — недоверчиво спросил он. Как-то слишком легко это получалось!
Цапля в ответ рассмеялась:
— Все, что тебе нужно, — это стать свободным.
— А как это сделать? Она надменно хмыкнула:
— Сначала научись
— Ходить? — пораженно спросил он.
— Разумеется, а потом придет время учиться Танцевать.
— Танцевать?
— Ага. А потом ты научишься прекращать Танец так, чтобы суметь с хорошей точки поглядеть на Танцующего.
Он покачал головой:
— О чем ты толкуешь? Я ни слова не пойму!
— О Единой Жизни. Все есть единый Танец, и ты должен почуять это прежде, чем поймешь умом.
— И ты считаешь, что я не умею ходить? Она снова хмыкнула:
— Волчий Сновидец, ты даже ползать пока что не Умеешь!
Он задумался, теребя мех, оторачивающий его парку, и собирая его в пучок.
— Ты меня научишь?
— А ты готов учиться?
Во рту у него стало как-то непривычно сухо. Готов ли он?
— Да.
— Идем! — Она встала, хрустнув больными суставами, подошла к пологу, закрывавшему вход в пещеру и распахнула его.
Когда он выходил из пещеры, ему показалось, что пустые глазницы волчьего черепа сердито на него смотрят. Он упрямо сжал кулаки. Ничего, он научится, всему научится!
Цапля повела его на вершину гребня. Они стояли прямо над горячими ключами. Вода струйками била из-под земли, шипя и пузырясь. Вокруг стояла ночь. Она расстелила плащ на камне:
— Садись. Не уходи отсюда, пока я не приду за тобой. Все, что ты должен обрести, — в тебе самом. Попытайся услышать тишину, звучащую сквозь шум.
Он недоверчиво покосился:
— Какая здесь тишина? Здесь все звенит и грохочет. Он увидел, как в тусклом свете Звездного Народа блеснули ее редкие зубы. Она положила руки на колени и взглянула сквозь ряды пологих холмов на дальние хребты:
— Ты думаешь, там есть ход? Он поглядел вслед за ней на ледяные пики. Легкая горечь проснулась в его сердце.
— Да.
— Сначала найди ход в своем сердце — тогда ты найдешь его в Леднике.
Он на мгновение зажмурился. Все же он не до конца ей верил.
— Однако это непонятно. Единая Жизнь, Танец, Проход… Что ты всем этим хочешь сказать?
— Это все одно и то же. Все есть ничто, — с каким-то неожиданным весельем произнесла она. Он удивленно поднял бровь:
— Да ты рехнулась.
Цапля похлопала его по плечу:
— Конечно. И тебе то же предстоит. Садись. Слушай. Выкинь из головы все слова. Никаких мыслей. Никаких образов. Ты должен очистить свой разум, сделать его пустым — тогда можно будет наполнить его вновь. Как сейчас? Хорошо?
Он кивнул:
— Да. Будто голос, что звучал во мне, умолк.
— Я так и думала, что ты это скажешь. — Она повернулась и пошла прочь. В темноте были слышны только ее шаги. Обернувшись, она прибавила:
— И помни:
У тебя есть только один враг — ты сам.
Волчий Сновидец с сомнением теребил подбородок, глядя на серебрящуюся в лунном свете струю.
— Ладно, — вздохнул он. — Попробуем.
Он закрыл глаза, и все слова в его сознании умолкли, вытесненные шумом горячих ключей. Это оказалось легко… Всего-то навсего полдюжины сердечных ударов.