Люди Волка
Шрифт:
Цапля с обыденным видом собрала угли и бросила их обратно в костер, едва обращая внимания на Обрубленную Ветвь, застывшую в немом восхищении.
— Закрой рот, старая ведьма, — бросила ей Цапля. — Мух наловишь.
Обрубленная Ветвь безмолвно повиновалась.
— Как это у тебя выходит? — спросила она.
— Я танцую с этими углями. Волчий Сновидец посмотрел на Цаплю, чувствуя, что до него начинает доходить смысл ее слов.
— С ними?
— С ними, а не против них.
— Ты хочешь сказать, что ты соприкоснулась с Танцем
— Не совсем так. Кроме Танца углей есть еще Единый Танец. В него-то я и вступила.
— Как?
— Я на мгновение обрела тишину.
Он почесал переносицу. Ах уж эта проклятая тишина, что таится за шумом, эта неподвижность по ту сторону движения… Старая ведьма совсем сведет его с ума! Скрипнув зубами, он переспросил:
— Как?
— Я остановила мой собственный Танец.
— Остановила… — растерянно покачав головой, произнес он.
Обрубленная Ветвь кашлянула и сурово поглядела на Цаплю:
— Я так и знала. Ты и впрямь свихнулась. Выжила из ума.
— Может, за несколько недель я сумею тебе это рассказать, — ответила Цапля Волчьему Сновидцу. В глазах ее блестела насмешка.
Подумав, он потянулся к углям.
— Ты должна была здорово обжечься, когда впервые делала это?
Она криво улыбнулась, понимая, что он пока не в силах до конца осознать происходящее.
— У меня все время оставались рубцы.
— Смогу ли я… — Он недоверчиво покачал головой. — Смогу ли я…
— Я бы не показывала это тебе, если бы считала тебя тупицей. Но это как пересекать горы — подъем всегда труден. Ты ничего не поймешь о мире как о целом, пока не научишься смотреть на него с другой стороны. — Она подняла указательный палец. — Это еще один шаг на пути к верховной Вещей Силе, Силе Сновидца. Блеск в ее глазах вызывал у него дрожь.
— Еще один?
— Да, и очень важный: ведь иначе отдельные Танцы, в окружении которых ты окажешься, в один прекрасный день доведут тебя до смерти!
33
Закат окрасил небо в мягкие, пастельные тона. Волчий Сновидец бежал, и размытая тень на крутых серых камнях повторяла его движения. Вдалеке он видел облако пара, поднимавшееся от горячих ключей Цапли, желтое от закатных лучей.
«Бежать… Бежать…» — повторял он себе, стараясь сосредоточиться.
Пар белым облаком выходил из его рта, первый снег скрипел у него под ногами, обжигая голые пятки. Он перепрыгивал мелкие камни, обходил крупные. Ледяной ветер без остановки дул с севера — прямо ему в лицо. Холодный воздух обжигал легкие; даже жжение в ступнях не могло заглушить тупой боли в груди.
«Очисти свой разум, Волчий Сновидец, беги, пока тело твое не обретет забвения, пока ты не выйдешь за грань своего разума и не увидишь его со стороны… Танцуй… Танцуй…»
Сперва он то погружался в себя, то выныривал; его охватывало болезненно-острое чувство свободы, полета. Потом он почувствовал, что душа его покинула плоть. Ему показалось,
Обессилев, он перешел на шаг. Он шел склонившись, кашляя, ловя легкими воздух. Пот тек у него по лицу, застывая на ледяном ветру. Погруженный в себя, он медленно ступал по снегу, пытаясь отдышаться и утишить боль в ногах. Язык его пересох и прилип к гортани.
Он нагнулся и, зачерпнув горсточку снега, забившееся в пучок травы, положил его в рот.
У восточного горизонта видна была длинная белая линия Великого Ледника. Он тяжело дышал, ноги его горели. Вокруг него возвышались ледниковые глыбы — обитель замерзших призраков. Их гранитные подножия венчал слой льда. Там и сям сверху стекали струйки воды, замерзающей на ходу. На западе сверкали заснеженные горные вершины. На востоке блестел и переливался неодолимый для путника Великий Ледник — весь в изломах и трещинах. Только к югу ледяной щит становился немного ниже. На небе сгустились тучи, предвещая закат не одного этого дня, а целого Долгого Света.
Ледяной панцирь на юге притягивал его взор. Это была не сплошная стена, как во Сне, — нет, его прорезали бесчисленные впадины, изломы, выбоины: здесь потрудились солнце и ветер. На белом выделялись сероватые вкрапления, острыми углами сверкали голубоватые кристаллы. Ледяную махину перерезали слои песка и гранита, перемежая сине-белое полотно черными полосами. Лед был рассечен не так, как на востоке, но все равно по спине шли мурашки.
«Как же я смогу пройти сквозь него?»
Усталые мышцы плохо его слушались, но он, сделав над собой усилие, попытался вскарабкаться на выступ скалы. Подветренная сторона его уже уходила под ледяной панцирь; камень там был гладок и лишь изредка изрезан бороздками от стекающей воды.
Чем дальше к югу, тем выше становился лед, сливаясь на горизонте с серыми облаками. Где-то на окраине его утомленного сознания слышались шепотки, полные отчаяния. Какой-то стон, вырывавшийся из глубин южного ледяного щита, ударял ему в уши. Призраки? Он прислушался, но шум крови в его собственных жилах, собственное его учащенное дыхание заглушали эти звуки.
За спиной у него тянулось бесконечное плато, сплошь заполненное присыпанными снегом валунами — беспорядочными каменными волнами, оставленными отступившим Ледником.
Ноги его онемели, и он сел на присыпанный снегом камень, глядя на текущий внизу рукав Большой Реки. Даже сейчас, когда Долгая Тьма опускалась на землю, вода ревела и пенилась, не зная устали.
Вдруг он замер: на воде появилось какое-то черное пятно — что-то выплывшее из-за скалы. Волчий Сновидец взобрался на гладкую вершину гребня, осторожно карабкаясь среди крутых валунов. Отец Солнце уже исчез за горами на западе, когда он наконец обогнул все эти камни — каждый величиной со взрослого мамонта.