Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги

Зимин Игорь Викторович

С 12 июня 1844 г. у порталов Зимнего дворца начали вывешивать бюллетени о состоянии здоровья Адини. По всей России служились молебны. Беременность смертельно больной девушки развивалась. 29 июля 1844 г. у Адини начались роды, в результате которых, на три месяца раньше срока, родился мальчик. Даже сегодня, с учетом заболевания матери, у ребенка было бы очень мало шансов выжить. А в 1844 г. такой возможности не было вообще. Поэтому, опасаясь, что лютеранский пастор не успеет приехать, Николай I сам окрестил своего внука и только потом подоспел пастор. Священник подтвердил факт крещения, и ребенка нарекли Вильгельмом. Младенец прожил полтора часа. Мать умерла спустя пять с половиной часов. Можно только поражаться силе духа Николая I, в одночасье пережившего потерю и дочери, и внука.

Поскольку Адини была женой принца Гессен-Кассельского, цинковый гроб с младенцем отправили в Копенгаген, для последующего погребения

в усыпальнице герцогов Гессенских. По традиции, Николай I и императрица Александра Федоровна старались сохранить память о своей дочери богоугодными делами. Был образован специальный комитет во главе с цесаревичем Александром Николаевичем, и в результате его деятельности открыли женскую больницу для чахоточных и хронически больных на Надеждинской улице в Петербурге. Ее построил придворный архитектор Александр Брюллов. Освятили больницу 29 июля 1848 г., в четвертую годовщину смерти Адини. Сегодня в Петергофе, поблизости от павильона Марли, мы можем увидеть мемориальную скамью Александры Николаевны.

Самым удивительным в этой печальной истории является то, что ни Е. И. Раух, ни М. А. Маркус фактически не понесли ответственности за диагностические ошибки, повлекшие смерть царской дочери. Повторим, что Егор Иванович Раух стал лейб-медиком императрицы Александры Федоровны в 1829 г. и оставался на этой должности 16 лет, вплоть до 1845 г. Однако снятие с высокой должности никоим образом не повлияло на его профессиональную карьеру. Правда, со второй половины 1850-х гг. он начал специализироваться на проблемах ветеринарии. А профессор М. А. Маркус с 1854 по 1865 г. возглавлял Придворную медицинскую часть Министерства Императорского двора.

Смерть любимой дочери не могла не сказаться на состоянии здоровья Николая I. Это немедленно отметили окружающие, они констатировали, что работоспособность «каторжника Зимнего дворца» снизилась. Великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала: «Случалось, что он засыпал у Мама на какие-нибудь 10 минут в ее удобных креслах, когда заходил к ней между двумя утренними конференциями, в то время как она одевалась. Такой короткий отдых был достаточен для того, чтобы сделать его снова работоспособным и свежим. После смерти Адини все сразу изменилось, и его энергия ослабела» [750] .

750

Сон юности // Николай I. Муж. Отец. Император. С. 288.

Конечно, эта трагедия не могла не повлиять и на положение М. Мандта при Императорском дворе. Фактически у него после 1844 г. не было конкурентов. Большой любви это ему не принесло. Современники с раздражением отмечали «медицинскую монополию» Мандта на «тело» Николая I. Барон М. А. Корф упоминал, что в зиму с 1844 на 1845 г. Николай I страдал «какою-то загадочною и упорною болью в ногах, особенно в правой». Более того, император не принял участие в традиционных новогодних балах в Зимнем дворце. В результате чего досужая молва приписала «этот недуг героическому лечению отважного Мандта, в это время уже пользовавшегося неограниченным доверием государя, которого он заставлял постоянно пить битер-вассер, употреблять ежедневно по нескольку холодных промывательных и ставить ноги в воду со льдом» [751] . С некоторым удовлетворением автор констатировал, что у царя, который продолжал работать, «стали пухнуть ноги и к боли в них присоединилась желтуха; он вынужден был прилеживать на диване и начинал таинственно поговаривать о водяной» [752] . Тем не менее к концу января 1845 г. Николай I совершенно выздоровел.

751

Корф М. Записки. С. 287.

752

Корф М. Записки. С. 287.

М. М. Мандт (1799–1858). Россия. XIX в.

С 1839 г. решающее слово оставалось за М. М. Мандтом и при лечении императрицы Александры Федоровны, когда он очень резко полемизировал со своими коллегами. По свидетельству М. А. Корфа, «петербургские врачи летом 1845 г. объявили, что у императрицы – аневризм в сердце, угрожающей ежеминутной опасностью

ее жизни. Но всемогущий Мандт, возвратившийся в это время из-за границы, решил своим диктаторским тоном, что все это вздор, что аневризмы и в помине нет, что вся болезнь заключается в биении сердца и что против этого лучшее средство провести зиму в теплом, благорастворенном климате… Приговор Мандта был, как всегда, законом для государя» [753] . В результате Александра Федоровна отправилась в Италию и Францию.

753

Корф М. Записки. С. 347.

Влияние Мандта было настолько велико, что Николай I никому из медиков, кроме Мандта, не доверял. Когда в марте 1845 г. царь заболел (сильные приливы крови, головокружение и колотье в боку), Мандт уже собирался ехать в отпуск в Пруссию. Однако, поскольку «государь к нему одному имел полное доверие, то он должен был отложить свой отъезд» [754] .

В декабре 1845 г. Николай I вновь серьезно заболел («Сделался род катаральной болезни, сопряженной с расстройством желчного отделения»). В феврале 1848 г. Николаю I снова нездоровилось. Дело в том, что царь «по странной привычке ходил при панталонах без подкладки, не носил и подштанников», в результате чего натер себе ногу повыше колена, и у него образовалась рана на левой ноге. К Мандту он обратился не сразу, отчего «растравил рану» и «был вынужден несколько дней просидеть дома. В публике многие уже кричали против Мандта, утверждая, что государь, с тех пор как находится в его руках, беспрестанно хворает» [755] .

754

Корф М. Записки. С. 377.

755

Корф М. Записки. С. 405.

«Медицинская монополия» М. М. Мандта проявлялась и в том, что он мог позволить себе надолго покидать Россию. Он был полностью уверен, что его никто не оттеснит от царя. Причиной частых и длительных отлучек было то, что жена Мандта «не могла переносить нашего климата» и поэтому жила вместе с детьми не в Петербурге, а во Франкфурте-на-Майне. Когда в феврале 1849 г. Мандт отпросился в отпуск на пять месяцев, «императору Николаю, при частых его хвораниях и при многолетней привычке и доверенности к своему лейб-медику, глубоко изучившему его натуру и вполне возобладавшему над его воображением, эта разлука была чрезвычайно неприятна» [756] .

756

Корф М. Записки. С. 442.

М. М. Мандт активно использовал методы гомеопатии, пропагандируя свою «атомистическую теорию». Кроме «атомистической теории», которую М. М. Мандт внедрял в практику, он использовал также лечение голодом. Как писала баронесса М. П. Фредерикс, «кроме водяного отвара и блюда картофеля или моркови, варенных на воде, он ничего не позволял есть, давая притом порошки, приготовленные большею частью им самим, особенно для пациентов, к которым он благоволил и которые нужны были ему для его целей, а что цель у него была, это, пожалуй, верно» [757] .

757

Фредерикс М. П. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерике. С. 481.

Николай I на смертном одре в Нижнем кабинете Зимнего дворца

При всей пестроте приведенных оценок, пожалуй, можно утверждать, что Мандт являлся очень неплохим врачом и диагностом. Он сумел около 20 лет удержаться при Императорском дворе, где конкуренция за «близость к телу» была необычайно велика и каждая ошибка могла стоить карьеры. Мандт являлся одним из представителей клинического направления в медицине и внес определенный вклад в развитие русской терапевтической школы. Кроме того, он проявил себя как неплохой педагог и администратор.