Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги
Шрифт:
Трон в Георгиевском зале
Открытие I Государственной думы 27 апреля 1906 г.
В Тронном зале Зимнего дворца на престоле разложили горностаевую мантию – порфиру (мемуаристы утверждают, что складки мантии укладывала сама императрица Александра Федоровна). Рядом с троном на двух столах разместили государственные регалии (Большую императорскую корону и Державу, с правой стороны от престола).
Об этом событии, фактически положившем начало эволюции монархии
Великий князь Александр Михайлович оценил сам факт созыва Государственной думы и церемонию ее открытия в Зимнем дворце следующим образом: «Русский Царь стал отныне пародией на английского короля, и это в стране, бывшей под татарским игом в годы великой хартии вольностей. Сын императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и провокаторов департамента полиции. Это был – конец! Конец династии, конец империи!». Александр Михайлович, стоя в Тронном зале Зимнего дворца, вспоминал, как «одиннадцать лет тому назад Никки просил представителей земско-городского съезда забыть о „бессмысленных мечтаниях“, и эта неудачная фраза стала с тех пор военным кличем революции.
Все мы были в полной парадной форме, а придворные дамы – во всех своих драгоценностях. Более уместным, по моему мнению, был бы глубокий траур.
После богослужения Никки прочел короткую речь, в которой подчеркивал задачи, стоявшие пред членами Государственной Думы и преобразованного Государственного Совета. Мы слушали стоя. Мои близкие сказали мне, что они заметили слезы на глазах вдовствующей Императрицы и Великого Князя Владимира Александровича. Я сам бы не удержался от слез, если бы меня не охватило странное чувство при виде жгучей ненависти, которую можно было заметить на лицах некоторых наших парламентариев. Мне они показались очень подозрительными, и я внимательно следил за ними, чтобы они не слишком близко подошли к Никки.
– Я надеюсь, что вы начнете свою работу в дружном единении, вдохновленные искренним желанием оправдать доверие монарха и нашей великой Родины. Да благословит вас Господь!
Таковы были заключительные слова речи Государя. Он читал свою речь звонким, внятным голосом, сдерживая чувства и скрывая горечь.
Затем раздались крики „ура“ – громкие из группы членов Государственного Совета, слабые из группы членов Государственной Думы, и похороны самодержавия были закончены. Мы переоделись и возвратились в Петергоф… Во дворце царила подавленная атмосфера. Казалось, что приближенные Царя пугались собственной тени».
А. В. Богданович, хозяйка светского салона, записала в дневнике в день открытия Государственной думы: «Сегодня нам многие говорили, что царь, когда шел в зал, был очень удручен, расстроен. Молодая царица – тоже, лицо у нее было все в красных пятнах. Царица-мать лучше собою владела. Но когда царь вошел на трон, когда читал речь, тогда он овладел собой и своим голосом и читал громко, внятно».
Представления императорской чете
Важной частью дворцовой церемониальной жизни являлись приемы на жилой половине императорской четы, которые именовались представлениями. Существовал жесткий перечень лиц, имевших право представиться государю или государыне. Представлялись, например, по случаю производства в чин, награждения орденом или производства в должность. Представлялись императорской чете как мужчины, так и женщины. Все представлявшиеся выстраивались в очередь в соответствии с их положением в вертикали власти или обществе, и нюансы этого порядка периодически уточнялись. Так, 10 декабря 1826 г. «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: чтобы впредь представление Их Величествам господ статс-секретарей становить выше камергеров, но ниже вторых чинов Высочайшего двора, когда таковые чинами старше статс-секретарей» [372] .
372
РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 99. Л. 10. О представлении Их Императорским Величествам разных лиц. 1826–1827 гг.
Принимали представлявшихся и императрицы. Например, 5 декабря 1826 г. императрице Марии Федоровны представлялись 20 человек, среди них: генерал от артиллерии князь Яшвиль, отставной действительный статский советник граф Румянцев, генерал-лейтенант Корен («благодарить за пожалование в сей чин»), сенатор Мертенс и сенатор Дивов («благодарить за монаршие милости»), санкт-петербургский гражданский губернатор Безобразов [373] .
По воспоминаниям великой княгини Ольги Николаевны, «по воскресеньям, после обедни, представлялись мужчины, по вечерам – дамы. В большинстве случаев их бывало от сорока до пятидесяти человек: матери, которые привозили представляться своих только что вышедших замуж дочерей, дамы, приезжавшие прощаться перед каким-нибудь отъездом или такие, которые благодарили за очередное производство их мужей, все они в придворных платьях с длинными шлейфами. Это были утомительные обязанности. Мама была освобождена от них только после того, как сдало ее здоровье. Нам, детям, доставляло громадное удовольствие, если мы иногда вместе с Папа могли наблюдать через дверь. При этом Папа делал знаки рукой некоторым хорошим знакомым».
373
РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 99. Л. 3.
В числе таких хороших знакомых была и юная Маша Фредерикс, дочка ближайшей подруги императрицы Александры Федоровны. 16-летняя девушка представлялась императрице 1 июля 1849 г. по случаю присвоения ей фрейлинского шифра. Спустя десятилетия М. П. Фредерикс вспоминала, что Александра Федоровна, следуя букве протокола, спросила во время представления: «Кто эта девица?». Ирония ситуации заключалась в том, что Александра Федоровна знала М. Фредерике буквально с младенчества: «Смех начинал разбирать всех присутствующих, знаки из двери усилились; я окончательно сконфузилась; императрица очень серьезно и холодно обратилась ко мне и сказала: „Очень рада с вами познакомиться… где находятся ваши родители?“. Я до того растерялась, что ни слова не могла выговорить и готова была расплакаться; все присутствующие разразились хохотом; особенно за ужасной дверью происходило что-то страшное; я, красная как рак, готова была провалиться сквозь землю» [374] . Судя по всему, «за ужасной дверью» находились подруги Маши – великие княгини и, возможно, сам император.
374
Фредерике М. П. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерике // Исторический вестник. 1898. № 2. С. 463.
Впрочем, были и те, кто, входя в «ближний круг» императрицы, мог проходить на ее половину без предварительной записи на представление. По воспоминаниям великой княгини Ольги Николаевны, «вход к ней был свободен для князя Волконского, на обязанности которого лежало обсуждение с ней приглашений на балы, а также выбор подарков к крестинам и свадьбам; и – для генерал-адъютантов и флигель-адъютантов. Все они, а также и некоторые привилегированные друзья, дамы и кавалеры, могли приходить к ней без того, чтобы стоять в списке. Они приходили уже с утра, чтобы выпить с Мама чашку шоколада в то время, как обсуждалось необходимое» [375] .
375
Сон юности.
Свадьбы
Как известно, дети в императорской семье рождались не для счастья, а для «нужд государственных». Родители, вне всякого сомнения, желали им счастья, но «профессия» требовала жертв во имя интересов страны. Поэтому вопрос «о любви» при матримониальных решениях даже не вставал, поскольку речь шла о долге, прямо предписанным высоким рождением в стенах Зимнего дворца.
В Большом соборе Зимнего дворца прошло немало свадеб самого высокого уровня. Ритуал высочайших свадеб также тщательно прописывался, как и ритуал Больших и Малых выходов. Во времена Екатерины II главными свадьбами Зимнего дворца стали три брачные церемонии: наследника великого князя Павла Петровича и внуков императрицы – Александра и Константина. Что характерно, всех трех невест выбрала сама Екатерина II. При этом, просчитывая перспективы брачных союзов, она руководствовалась прежде всего государственными интересами, а не интересами матери и бабушки.