Люди зимы
Шрифт:
«Прекрасный выбор, детка!» – говорила женщина и ласково трепала ее по волосам.
А еще мгновение спустя сон начинал приобретать свойства кошмара. Каким-то образом Рути оказывалась в крохотной полутемной комнатке, освещенной лишь колышущимся пламенем масляной лампы. Здесь она была не одна – в самом дальнем и темном углу совершенно неподвижно стояла маленькая девочка со спутанными белокурыми волосами и измазанным землей личиком. С каждой минутой комната словно сжималась, становясь все меньше и меньше, и Рути начинала задыхаться, всхлипывая
Рути открыла глаза. Роско перебрался ей на грудь; его тяжелое тело сдавливало ей шею, а длинный мех залепил рот и нос.
– Слезай с меня, жирдяй! – сонно пробормотала Рути, отпихивая кота.
Но это оказался вовсе не Роско, а рука ее младшей сестры Фаун. Девочка была в теплой серой пижаме с начесом, которая по цвету и фактуре действительно напоминала кошачью шерсть. Заморгав, Рути увидела, что рядом с ней и впрямь лежит Фаун и что в окно вливается яркий дневной свет. Кроме того, она обнаружила, что голова у нее трещит с похмелья, а во рту сухо, как в Сахаре. Джин и пиво не прошли бесследно, и сейчас Рути было не до игр с сестрой.
– Эй, ты что здесь делаешь? – грубо осведомилась она. Кровать Рути была двуспальной, и она привыкла к простору. Фаун, которая во сне постоянно ворочалась и иногда просыпалась с ногами на подушке, ее стесняла, поэтому сестры почти никогда не спали вместе. По утрам Фаун частенько пробиралась в кровать к матери, но беспокоить Рути не осмеливалась; должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее, если она решилась лечь с сестрой.
Фаун не ответила, притворяясь спящей, и Рути повернулась в ее сторону. Простыня была горячей и мокрой.
– О черт! – завопила Рути, окончательно просыпаясь. – Ты что, описала мою постель?! – Ощупывая пятно, она обнаружила, что промокла не только простыня, но и матрас. Пижама сестры тоже была мокрой. Сестра продолжала притворяться спящей, и Рути безжалостно толкнула ее в бок.
– Ступай к маме!
Фаун перевернулась на живот, зарывшись лицом в подушку.
– Ма-мо-му… – промычала она невнятно.
– Что? – Рути перевернула сестру на бок. – Говори членораздельно!
– Я и говорю… Я сказала – я не могу к маме… – Лицо Фаун раскраснелось и блестело от легкой испарины. Запах мочи был таким сильным, что Рути почувствовала приступ тошноты.
– Почему?
– Потому что ее нет. Она ушла.
Приподняв голову, Рути посмотрела на циферблат дешевого пластмассового будильника, стоявшего на тумбочке. Будильник показывал половину седьмого, а ее мать никогда не вставала раньше семи. Кроме того, чтобы окончательно проснуться и приняться за дела, ей требовалось не меньше трех чашек крепкого кофе, а на это тоже уходило какое-то время.
– Что значит – ушла?..
Фаун немного помолчала, глядя на сестру круглыми как блюдца глазами.
– Такое иногда случается, – ответила она явно где-то подслушанной «взрослой» фразой.
– Ты что, издеваешься?! – возмутилась Рути, выпрыгивая из мокрой
Нажав на дверную ручку, Рути осторожно толкнула дверь, стараясь действовать как можно тише – меньше всего ей хотелось, чтобы мать услышала скрип петель и проснулась. Но когда дверь открылась достаточно широко, Рути увидела, что кровать матери аккуратно застелена, а ее самой нигде нет.
– Я же говорила!.. – шепнула Фаун, которая выбралась в коридор вслед за сестрой.
– Иди переоденься и приведи себя в порядок, – сердито отозвалась Рути, продолжая разглядывать пустую кровать. Почему-то ей показалось, что мать вовсе не ночевала дома, хотя подобного еще никогда не случалось.
Пока она, пошатываясь, стояла в дверях, Фаун медленно двинулась по коридору в направлении своей комнаты.
– Какого черта?! – громко сказала Рути. В самом деле, куда девалась мама? Куда она могла отправиться в половине седьмого утра?
Проводив взглядом сестру, она повернулась и стала не спеша спускаться по лестнице, мысленно пересчитывая ступеньки. Рути всегда поступала так, когда была маленькой: ступенек было тринадцать, но нижнюю она перепрыгивала. Двенадцать ступенек означали, что день будет удачным.
– Мама! – громко позвала Рути, оказавшись внизу. – Ты где?..
Ответа не последовало, и она отправилась на кухню. Нетронутая чашка с чаем все так же стояла на столе, плита была холодной. Холодной как лед оказалась и дровяная печь в гостиной: заглянув внутрь, Рути увидела, что подложенные ею вчера поленья так и не занялись.
Печь была большой, сложенной из сероватого мыльного камня. Еще до рождения Рути ее построили на месте старого кирпичного очага. Дровяная печь была их единственным источником тепла – мать и отец принципиально не пользовались ни газом, ни керосином, ни любыми другими видами ископаемого топлива.
С трудом наклонившись (прилив крови вызвал у нее головокружение), Рути вытащила из печи обгоревшие поленья и, вооружившись совком, выгребла золу в подставленное жестяное ведерко. Освободив топку, она засунула внутрь несколько газетных жгутов, картон от старых коробок и сосновые щепки и чиркнула спичкой.
Пока она возилась с печью, сверху спустилась Фаун, одетая в красный комбинезон и красный свитер с высоким воротом. На ногах у девочки были связанные матерью толстые шерстяные носки – разумеется, тоже красные.