Людмила Зыкина. Издалека долго…
Шрифт:
К наградам Зыкина относилась довольно спокойно. Раз человек заслуживает орден и сознает, что получил за особые заслуги, говорила она, значит, он может считать, что совершил хороший поступок.
Зыкина и к славе была равнодушна, не позволяя ей ни ослеплять, ни взволновать себя.
К талантливым людям была всегда доброжелательна. Считала, что кто рожден с божьим даром и для него, тот обретает в нем свое лучшее существование. В разговоре о бремени дарования как-то обронила: «У истинных талантов завистников гораздо больше, чем поклонников. С другой стороны, не позавидуешь тому, кому никто не завидует».
Людмила
В 1997 году Зыкина отправила меня в Берлин на открытие выставки русских мастеров живописи. Прилетев в Берлин, стали разбирать подрамники и рамы, готовиться к вернисажу. Просмотрев все полотна — несколько десятков, мне показалось, что многовато картин с изображением церквей и соборов. «Давайте уберем часть картин на религиозные темы. Их тут излишество», — говорю сотрудникам Академии культуры России, под эгидой которой проводилась выставка. Те согласились. На другой день — звонок от Зыкиной:
— Юраш, ты почему убрал часть картин с видами соборов?
— Чересчур много их, Людмила Георгиевна, — отвечаю.
— Нет, нет. Давай верни их назад.
— Что, все?
— Все.
— Но там есть откровенно слабые работы.
— Какие слабые? Там слабых нет, пусть висят.
— Будет перекос в количестве.
— Пусть будет, немцы посмотрят, какие красивые у нас храмы. Это же наша Русь святая. И, глядя на них, получат хорошую дозу вдохновения.
— Может, и счастье заодно немцы от них обретут?
— Я серьезно. Надо все их повесить на самом видном месте.
Что было делать? Я согласился, вспомнив Владимира Высоцкого:
И ни церковь, ни кабак — Ничего не свято. Нет, ребята, все не так, Все не так, ребята.Вернувшись из Берлина в Москву, рассказал Зыкиной о том, каким успехом пользовалась выставка, показал ей книгу отзывов, в которую «до кучи» добавил и свой отклик, зачитал ей его концовку: «…во всех произведениях чувствуется присутствие художника. Он присутствует, как Бог во Вселенной: вездесущий и невидимый».
— Почему ты вдруг Бога вспомнил? — спрашивает.
— Увидел на картинах церкви и вспомнил.
— Я разговаривала с митрополитом Кириллом, он посоветовал, что хорошие картины на религиозные темы нелишне показать и в Берлине.
Вот откуда ноги растут, подумал я.
Незадолго до открытия выставки певица общалась с игуменом Гермогеном из Екатеринбурга, которому содействовала удалению камней в почках в какой-то клинике. После операции она посылала ему печеные
С митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом, давним другом певицы — ныне Святейшим Патриархом Московским и всея Руси.
А история с Гермогеном такова. Бывший артист хора Свердловского оперного театра, а затем солист военного ансамбля песни и пляски в Германии, по милости Божьей ставший священником, Гермоген ехал на встречу с Зыкиной. По дороге, что называется, прихватило от острой боли в боку, и его на карете «Скорой помощи» отвезли в одну из московских клиник. Гермоген попросил у заведующего урологическим отделением разрешения позвонить Зыкиной. Тот опешил: «Кому, кому?» — «Зыкиной Людмиле Георгиевне», — отвечал Гермоген. Заведующий пододвинул телефон поближе к нему, и игумен позвонил. «Дайте трубку доктору», — потребовала Зыкина. Она, видимо, о чем-то его попросила, потому что Гермогену немедленно предоставили одноместную палату и сразу после анализов повели в операционную на дробление камня. После процедуры Гермоген спросил о результате. «У вас такая покровительница, что одно ее имя раздробит любой камень», — отвечал доктор.
После операции игумен питался исключительно продуктами, которые ему присылала певица. Кстати, к голосу Зыкиной прислушивались не только доктора. Но и люди рангом повыше. Когда Зыкина услышала, как поет Зураб Соткилава, тогда еще совсем молодой тенор из Грузии, пошла к Фурцевой, попросила ее прослушать нового замечательного тенора. Министр прослушала Соткилаву, и буквально через месяц после этого Соткилава был зачислен в труппу Большого театра. Существенную роль в этом назначении сыграла Зыкина. И таких примеров порядочно наберется за ее долгую жизнь.
К животным Зыкина относилась с добротой и лаской. Она видела в них прообраз наших добродетелей и пороков. Животные также питали к ней всяческую любовь и взаимные симпатии. На даче я видел овчарку Багиру, по словам Зыкиной, существо чрезвычайно умное и сильное, и двух замечательных сиамских кошек.
В 1982 году она гастролировала во Вьетнаме и целый день бродила по зоосаду Ханоя, где было полно всякой живности. Ее очень огорчило то обстоятельство, что за неделю до ее визита умер огромный слон — легендарный герой Вьетнама. «Где в мире можно найти животное с двумя орденами, — восторгалась она, едва появившись в Москве после гастролей. — Один, орден Сопротивления, за то, что тянул пушки и ящики со снарядами для армейских частей Вьетнама во время войны с США. Другой, орден Труда, за то, что без устали таскал тяжести в мирное время, помогая строить переправы и мосты. Вот это слон так слон, действительно герой».
Оказавшись на гастролях в Японии одновременно с выступлениями артистов цирка, знаменитого аттракциона «Медвежий цирк» под руководством народного артиста СССР В. И. Филатова, она целый час вела с ним беседу в отеле, интересуясь характером, наклонностями, повадками животных, и медведей в том числе. И, как Фома неверующий, вернувшись в Москву, расспрашивала меня, зная, что я писал и о цирковых династиях, о достижениях в области дрессировки медведей, сомневаясь, например, в способности их сидеть за рулем мотоцикла.