Людоед

Корнев Павел Николаевич

За ночь я так и не сомкнул глаз. Мешал спать скрипом половиц соседям снизу и до самого утра ходил из угла в угол мансарды, обдумывая случившееся. Взбудораженные покушением эмоции понемногу улеглись, вернулась способность мыслить трезво. А подумать было о чем. Слишком уж сильно резали глаза всевозможные странности. Случившееся походило отнюдь не на просчитанную западню, а на некий экспромт.

Проще всего было заподозрить приора герхардианцев в попытке расквитаться за смерть ловчего, но нет, не столь я значительная

фигура, чтобы пускать в ход хитроумные интриги. Накинули бы мешок на голову в темном переулке и уволокли в подвалы миссии ордена. Был магистр вон Черен — и нет его.

В итоге я не выдержал, собрался и поспешил в заведение, где имел обыкновение завтракать магистр Кирг. Тот, надо отдать ему должное, моему появлению нисколько не удивился и жестом предложил забраться в карету.

— Полагаю, вас можно поздравить? — расплылся он в радушной улыбке. — Премного наслышан о нападении на графиню. Вы проявили себя с лучшей стороны, теперь подобраться к ней будет несравненно проще.

Пришлось разочаровать магистра, изложив свое видение произошедшего.

Толстяк аж с лица спал.

— Уверены? — помрачнел он. — Вы точно уверены, что это не случайная выходка ревнивого дурака, а спланированное нападение с целью вашего убийства?

— Целиком и полностью, — подтвердил я.

— Немыслимо! — взорвался Джервас Кирг. — О вас знали только мы трое! Никто из нас не мог донести графине!

У меня было время хорошо все обдумать, поэтому я лишь вздохнул и сказал:

— Никто и не доносил. В противном случае меня попросту не пустили бы на порог. Я был никому не интересен и несколько часов свободно перемещался по особняку, а потом… Потом что-то случилось.

О маркизе Альминце я упоминать не стал, напыщенный болван никак не мог узнать своего недавнего гостя. Занятый беседой с приверженцами алхимии, он ни разу в мою сторону даже не взглянул.

Магистр-управляющий пожевал губами и надолго замолчал.

— С какой стати Рудольф Нуаре вдруг стал… как бы сказать… представлять опасность для графини? — нахмурился Джервас Кирг, хорошенько обдумав мои слова. — С чем это может быть связано? С той непонятной дуэлью в саду? Или с рыжей девкой? Клыки точно были накладными?

— Прежде чем ее затолкнули в комнату, она их сняла, — подтвердил я.

— Фрея… Фрея… — задумчиво пробормотал магистр. — У графини есть рыжая компаньонка, которую зовут именно так. Она лицензированная колдунья, правда, не из сильных. Природный мнемоник.

— Мнемоник? Первый раз слышу.

— Может передавать другим собственные воспоминания и ощущения, — пояснил толстяк. — А этот ваш сеньор Вольф… Даже не знаю, кто бы это мог быть. Сумеете опознать его?

Я покачал головой.

— Он был в маске. Но голос узнаю.

— Для этого придется с ним встретиться и поговорить, — поморщился Джервас Кирг. — Вероятность подобного, сами понимаете, чрезвычайно мала.

— А привратник?

— Какой-то ряженый слуга, — отстраненно ответил толстяк, потом наморщил

лоб и неожиданно остро взглянул в мою сторону. — А если все обстоит совсем не так, как видится на первый взгляд? Быть может, ваша смерть просто сулила ее сиятельству… как бы сказать… некие выгоды? Посудите сами, Филипп: гость связал столь влиятельную особу и намеревался обесчестить ее, но был убит. А после выясняется, что это пытался проделать не кто-нибудь, а магистр Вселенской комиссии, обманом проникший на прием. Моя отставка была бы предрешена! И даже если нет, я бы и смотреть в сторону графини не посмел как минимум несколько следующих лет!

Я вздохнул и сказал:

— Мне надо допросить задержанного. Скорее всего, он не скажет ничего интересного, но будет важен любой намек.

Магистр Кирг поколебался, затем все же пообещал:

— Попрошу об этом полицмейстера. — Он распахнул дверцу и предупредил: — Ждите, мы как раз завтракаем вместе.

— Возьмите! — протянул я магистру свои документы о назначении на должность. — Никакого Рудольфа Нуаре никогда не существовало, всегда был Филипп вон Черен. Остальное — слухи.

Джервас Кирг кивнул, принимая бумаги, и покинул экипаж.

О зачарованной заколке для шейного платка он не вспомнил, а я напоминать о безделице не стал. У меня были на нее другие планы.

В Управу благочестия на Клюгатан меня отвез кучер магистра-управляющего. Там я поднялся на третий этаж и вручил секретарю полицмейстера наскоро набросанное на мятом бумажном листе дозволение увидеться с задержанным. Молодой человек посмотрел на меня с нескрываемым недоумением, но от расспросов воздержался, лишь хмыкнул и сопроводил в подвал, где содержались арестанты.

Едва не прикончивший меня юнец оказался выходцем из почтенной и небедной, пусть и не слишком родовитой семьи, поэтому в общую камеру его помещать не стали и заперли в глухом каменном мешке без единого оконца, зато со шконкой и ржавым ночным горшком. Секретарь дышать вонью нечистот не пожелал, сунул лист с распоряжением начальнику караула и поспешно убежал наверх, а один из караульных заглянул в смотровое оконце толстенной деревянной дверцы, откинул запор и позволил зайти внутрь.

У меня не было ни малейшего желания проходить в камеру, но арестанта на прогулку никто выпускать не собирался. Да он и сам не выказывал желания покидать казематы; сидел, сгорбившись и зажимая руками поцарапанное лицо.

Петли противно скрипнули, дверца закрылась, и я остался со своим несостоявшимся убийцей наедине. Только тогда он поднял голову и посмотрел на меня. В припухших глазах не промелькнуло ни намека на узнавание, и виной тому была отнюдь не здоровенная шишка на лбу.

— Как самочувствие? — поинтересовался я, продолжая стоять.

— Я хочу умереть, — глухо ответил молодой человек. — Повесился бы, но у меня забрали ремень…

— И что заставляет думать о сведении счетов с жизнью? С вами плохо обращались?