Людоед
Шрифт:
— Не уверен, что мой гонорар покроет ваши запросы, — промямлил адвокат.
— Так добавьте своих! — надавил я, не чувствуя ни малейшей жалости. — Это дело — у всех на слуху, и обсуждать его будут не день и не два, ведь в нем замешана графиня Меллен! Вас станут превозносить до небес, если сумеете вытащить подопечного из кутузки всего за несколько часов.
Мэтр Валгетамм открыл рот и снова закрыл его.
— У меня нет при себе нужной суммы, — наконец вымолвил он.
— Ищите меня в канцелярии управы. Если к тому моменту, как я запишу
Адвокат развернулся и, не говоря ни слова, опрометью бросился со двора. Он ни на миг не усомнился в том, что графиня Меллен соизволит изменить свои показания, и это обстоятельство прямо свидетельствовало, кто именно оплатил услуги адвоката. Ради подтверждения этой своей догадки я и затеял разговор о деньгах. Впрочем, дюжина дукатов — это дюжина дукатов. Отказываться от них я в любом случае не собирался.
Через час я покинул управу с увесистым мешочком, в котором солидно постукивали друг о дружку тринадцать далеров — крупных серебряных монет, отчеканенных на монетном дворе Силлесге. Этому портовому городу единственному в герцогстве было даровано право пускать в оборот собственные деньги, и полновесные далеры ходили по всему северу и даже в империи. Правда, доставшиеся мне были изрядно побиты жизнью и сточены, а до запрошенной дюжины дукатов недоставало нескольких грошей, но я мелочиться и мотать нервы мэтру Валгетамму не стал. Пусть его!
От Управы благочестия я двинулся по Клюгатан к видневшемуся меж домов шпилю кафедрального собора и очень скоро очутился на городской площади. Перед ратушей был установлен позорный столб, под ним в луже крови валялось изуродованное тело. Добрые бюргеры на этот раз не ограничились нечистотами и закидали несчастного булыжниками.
В кафедральном соборе я долго не пробыл, наскоро помолился, еще раз поблагодарив своих небесных покровителей за спасение из лап смерти, и отправился в обратный путь. Но пошел уже не по Клюгатан, двинулся напрямик через Университетский округ.
Перед главным корпусом учебного заведения кишмя кишели школяры, царила суматоха. Кто-то забрался на постамент статуи одноглазого святого Сванте, почитавшегося на севере небесным покровителем ученого люда, кого-то гнали всем миром, приняв за соглядатая Тайной полиции. Слышались крики: «Смерть за медь!» Тут и там мелькали сине-желтые нарукавные повязки. Квартальных надзирателей поблизости не было ни одного, а педели смотрели на происходящее чуть ли не с одобрением. От чехарды с ценами и обесценения медной монеты университетские служащие страдали ничуть не меньше остальных.
Если бургграф ничего не предпримет, очень скоро Рёгенмар рванет, как брошенный в костер бочонок с порохом. И мне это совсем-совсем не нравилось. Лавары хватило…
Маэстро Салазар дожидался меня на крыльце доходного дома. Выложив на колени длинную шпагу с затейливой витой гардой, он сидел на верхней ступеньке, рядом стояла полупустая бутылка вина.
— Ты здесь что забыл? — удивился я.
— Подобно ангелу с небес несу тебе благую весть! — объявил Микаэль, поморщился и подергал себя за косицу. — Так себе рифма, да?
Грубоватое лицо его приняло смущенное выражение; как видно, это и в самом деле была его первая бутылка. Пребывая в подпитии, маэстро сомнениями в собственном стихотворном таланте обыкновенно не терзался.
— В запределье твои рифмы! — отмахнулся я. — Выкладывай, что узнал о де ла Веге!
Микаэль закатил черные глаза, но испытывать мое терпение не стал, поднялся на ноги и сообщил:
— Несколько раз его видели на Грёсгатан. Это улица, где торгуют всяческими зельями и травами.
— Сведения точные? — оживился я.
Маэстро Салазар поскреб заросшую черной щетиной щеку и глянул на меня с нескрываемым возмущением.
— Разве я когда-нибудь тебя подводил?
— Ближе к делу!
— Один карманник из Нистадда работает на той улице, режет кошели у богатеньких ротозеев. Глаз у него наметанный, руки ловкие. Если перстень болтается на пальце, этот жулик его непременно стянет.
— И?
— Твоего дворянчика он приметил там давно, но связываться опасался. Не видел особой выгоды. А в последний раз углядел у того здоровенную золотую печатку не по размеру и не удержался, попытался ее снять. Сейчас пропивает последние деньги со сломанным запястьем и благодарит небеса, что отделался так легко.
— А что садовник?
Маэстро Салазар поскучнел.
— Говорил я с ним, — поморщился он. — Пустышка! Охранники, мол, все новые, расспрашивать их он боится. Но назвал тех, что дежурили на воротах в тот день. Попробую поискать подходы.
Известия эти меня особо не воодушевили, я вздохнул и спросил:
— Ладно, Грёсгатан — это где?
— Здесь недалеко. Могу проводить.
Я стянул с пальца служебный перстень с символикой Вселенской комиссии, убрал его в мешочек к остальным кольцам и кивнул. Микаэль в несколько глотков допил остававшееся в бутылке вино, расправил усы и указал на одну из улиц.
— Нам туда. Идем!
Пустую бутылку он так и оставил на крыльце. Сдавать их маэстро полагал ниже собственного достоинства. Ох уж этот южный гонор…
Дорога наша пролегала через мясной рынок. Несмотря на прохладную погоду, там витали тучи мух, да и пахло не слишком хорошо, а подошвы так и липли к брусчатке. Что именно было по ней разлито, не хотелось даже думать.
С севера на город наползали тяжелые темные тучи, в воздухе висело ощущение приближающейся грозы, и точно так же нервное напряжение переполняло людей. На одном из перекрестков маэстро Салазар зацепил плечом крепыша в потертом плаще и шляпе с линялым пером, и, разумеется, просто разойтись эти досточтимые сеньоры не смогли, ладони немедленно легли на рукояти шпаг.