Людоедское счастье. Фея карабина

Пеннак Даниэль

– Спасибо, Понтар. На этом П–38 не хватало ваших отпечатков.

– Там ваши тоже, – бормочет монстр.

Пастор показывает свою забинтованную руку с указательным пальцем, тщательно залепленным пластырем.

– Благодаря вашим подручным со вчерашнего дня моя рука не оставляет отпечатков. Так что, Понтар, подпишете вы эти показания, или я вас убью?

(Как бы это сказать – с одной стороны, ему подписывать не хочется, но с другой…)

– Слушайте, Понтар, не стоит долго думать, все очень просто.

Я могу застрелить вас из оружия Серкера. Приставлю его куда–нибудь к сердцу, и получится, что вы убили друг друга в результате слишком бурного выяснения отношений. Если вы подписываете, тогда Серкер попросту застрелился. Понимаете?

(По–настоящему сложные вещи всегда можно объяснить ясно и доступно.) Кресло, куда наконец падает Понтар–Дельмэр, видимо, специально рассчитано на поддержку тучных людей в случае отчаяния и честно выдерживает натиск. Подумав еще целую минуту, Понтар–Дельмэр протягивает покорную руку к своим показаниям. Пока он расписывается, Пастор начисто вытирает ствол и рукоятку П–38, заполняет барабан недостающими пулями и вкладывает оружие в руку Серкера, средний палец которой наконец–то может согнуться.

Затем – административная рутина. Пастор звонит по телефону и просит какого–то Карегга арестовать человека по имени Арно Лекапельер, где бы он ни находился – у себя дома или в секретариате по делам пенсионеров.

– Карегга, скажи этому Арно, что Эдит Понтар–Дельмэр полностью его засветила, что ее отец, архитектор, все признал, а комдив Серкер застрелился… Да! Чуть не забыл, скажи ему, что я сам допрошу его сегодня вечером. А если ему ни о чем не говорит моя фамилия, добавь, что я – приемный сын Советника Пастора и его жены Габриэлы, может, это освежит его память, потому что их обоих убили по его приказу.

Пауза. И очень мягко:

– Карегга, не дай ему прыгнуть в окно или проглотить какую–нибудь таблетку, ладно? «Он мне нужен живым», как говорят в детективах. Он мне нужен живым, прошу тебя, Карегга…

(Какой мягкий голос… Остается только пожалеть несчастного Арно и красивый прямой пробор, разрезающий пополам его русые волосики, – бедного Арно, несчастного старикоеда…)

– Карегга? Пошли мне сюда «скорую помощь» и полицейский фургон. И сообщи комдиву Аннелизу о смерти Серкера, ладно?

Щелчок. Трубка повешена. Потом, даже не обернувшись к двери, из–за которой я наблюдал за убийством и всем прочим:

– Вы еще здесь, господин Малоссен? Подождите, мне нужно вернуть вам одну вещь.

(Вернуть? Он? Мне?)

– Вот.

По–прежнему не глядя на меня, он протягивает толстый конверт с надписью «Инспектор ВАНИНИ»!

– Мне пришлось позаимствовать у вас эти фотографии, чтобы применить их в качестве приманки для этих господ. Возьмите их назад, они пригодятся вашему другу Бен Тайебу. Его скоро освободят.

Я

беру фотографии кончиками пальцев и на цыпочках спешу к выходу. Но:

– Нет, подождите. Мне нужно зайти к вам домой и уладить некоторые детали.

35

– Итак, прекрасная дама, все кончено.

Пастор стоял на коленях у изголовья кровати. Он говорил с Джулией так, словно она просто прикрыла глаза.

– Злодеи убиты или посажены в тюрьму.

Джулия, естественно, и бровью не ведет. (Это было бы вообще!)

– Вы помните, я обещал вам их арестовать? Голос звучит ласково. (Теперь по–настоящему ласково.) Он будто протягивает руку ребенку, упавшему на дно кошмара.

– И я сдержал свое слово.

Собравшаяся семья в полном составе тает от любви к этому полицейскому ангелу, такому юному на вид, такому медоречивому…

– Должно быть, сильно вы их напугали, прекрасная дама, если они с испугу наломали столько дров!

А теперь у него и вправду ангельский вид… Лицо ожило. Оно розовое, пухленькое, провалы глазниц исчезли, а волосы лежат легкими и чистыми завитушками, как у малышей. Сколько ж ему может быть лет?

– Так вот, вы выиграли поединок.

(А я зато своими глазами видел, как один мужик превратил другого в цветок, и было это не более часа тому назад!)

– Благодаря вам они теперь хорошенько подумают, прежде чем решиться на еще одну насильственную госпитализацию.

Чувствуется, что разговор у них долгий. Она прикрылась своей загадочной полуулыбкой, он же полон терпенья и говорит, но не так, как будто она спит, а как будто она слушает и полностью с ним согласна. И все это попахивает такой близостью, что у меня в жилах просто разливается яд.

. – Да, будет суд, и спасенные вами жертвы дадут свидетельские показания…

У доктора Марти, который пришел лечить Джулию по месту жительства, странно вытянута морда. Видимо, он прикидывает, не являются ли беседы с умирающими и с коматозными больными нашей семейной традицией.

– Но в деле не хватает одного важного документа, прекрасная дама…

(Откровенно говоря, этот светский убийца просто достал меня своими «прекрасными дамами», которые он сюсюкает в беззащитное ухо моей Джулии.)

– Не хватает вашей статьи, – шепчет Пастор и склоняется еще ниже.

Если взглянуть на пса Джулиуса, наклонившего башку и вывалившего язык, то складывается впечатление, что эта лекция для него чуть–чуть сложновата. При некоторой доле концентрации можно увидеть, какой от него идет запах.

– Было бы полезно сравнить мое расследование с вашей статьей. Надеюсь, вы не против?

И беседа принимает слегка профессиональный оборот.

– Разумеется, я обязуюсь не вступать в контакт ни с каким другим журналистом. Даю вам слово.