Людоеды на железнодорожном поезде
Шрифт:
М-Р ВЕЛЛЬ ИЗ ОТАВЫ. Джентльмены, я протестую. Теперь не время соблюдать формальности и церемонии. Вот уже более семи суток, как мы сидим без всякой пищи. Каждая минута, потерянная на праздные рассуждения, усиливает наши страдания. Я вполне доволен сделанными назначениями и полагаю, все здесь присутствующие также довольны. Я желаю внести резолюцию…
М-Р НОСТРАНД. Джентльмены, я чужой между вами; я не добивался такого отличия и из чувства деликатности….
Тем не менее, проект о назначении комиссии был приведен в исполнение. Прения были быстро закончены, м-ра Гастона выбрали председателем, м-ра Блэка секретарем, м-ров Галькомба и Бальдвина членами.
Затем
М-р Роджерс из Миссури попросил слова.
— Г. Президент, начал он, я желал бы внести поправку на вышеупомянутую резолюцию, с тем, чтобы м-ра Германна заменить м-ром Луциусом Гаррисом из Сент-Луиса, человеком хорошо нам известным и всеми уважаемым. Разумеется, я далек от мысли набрасывать тень на почтенную личность и характер джентльмена из Луизианы, я сам уважаю и почитаю его наравне с другими. Но все могли заметить, что он потерял гораздо больше в весе тела за эту неделю, чем кто либо из нас, и никто не может отрицать факта, что комитет сделал оплошность или по нерадению, или же по другой какой важной причине, предлагая нам джентльмена столь изнуренного и отощалого…
ПРЕЗИДЕНТ. Прошу джентльмена из Миссури сесть на место. Президент не может дозволить оскорбления комитета. Какое решение примет палата насчет внесенной поправки?
М-Р ГОЛЛИДЭЙ ИЗ ВИРГИНИИ. Со своей стороны, я вношу другую поправку о замене м-ра Мессика другим кандидатом, м-ром Гарвеем из Орегона. Мне могут возразить, что лишения и суровая жизнь на окраинах сделали мясо м-ра Дэвиса несколько жестким. Но джентльмены, разве время теперь рассуждать о жесткости? разве время придираться к пустякам и спорить о мелочах? Нет, джентльмены; главное, что для нас желательно, это плотность, размеры, вес, а не талант, не гений, не образованность. Я настаиваю на своей поправке.
М-Р МОРГАН (с волнением). Я положительным образом ратую против этого предложения. Джентльмен из Орегона стар и вдобавок если и объемист, то в костях, а не в мясе. Спрашивается, что нам суп, что ли варить из него? или нас хотят надуть? Хотят издеваться над нашими страданиями, предлагая какой-то скелет из Орегона! Нет, этому не бывать! это обман! (Аплодисменты).
Поправка была подвергнута голосованию, после горячих дебатов, и провалилась… М-р Гаррис был внесен в число трех кандидатов. Затем приступили к баллотировке. Пять раз ее начинали сызнова, так как не могли прийти ни к какому соглашению. На шестой м-р Гаррис был выбран: все подали за него голоса, кроме его самого.
Тогда м-р Радвэй предложил палате заняться остальными двумя кандидатами и решить — кто из них послужит нам в пищу на завтрашний полдник. Предложение было принято.
При первой баллотировке произошло разногласие — половина членов покровительствовала одному кандидату, по причине его молодости, другая половина стояла за другого кандидата на том основании, что он крупнее. Президент, наконец, решил спор, подав голос в пользу последнего, т. е. м-ра Мессика. Это решение вызвало сильное недовольство в среде сторонников м-ра Фергюссона, т. е. кандидата, потерпевшего поражение, и поговаривали было о том, чтобы потребовать перебаллотировки; но тут кстати внесен был проект об отсрочке прений а митинг покуда разошелся.
Приготовления к ужину надолго отвлекли партию Фергюссона от предмета пререканий, но когда они снова собрались поднять спор, подоспело радостное
Мы соорудили импровизированные столы, откинув спинки вагонных кресел и с умиленными сердцами уселись за прекраснейший ужин, какой только снился нам за эти семь многострадальных суток. И Боже! Как изменились мы за эти несколько часов! Утром — безотрадное отчаяние, голод, лихорадочная тревога, ожесточение, были написаны на всех лицах, зато теперь — эти лица сияли благодарностью, спокойствием, радостью, столь глубокой, что её и не высказать словами. Смело скажу — это была самая восторженная минута в моей жизни, вообще богатой приключениями.
Ветер завывал в пустыне, вздымая снег вокруг нашей тюрьмы, но это уже не могло тревожить нас. Гаррис пришелся мне по вкусу. Он мог бы быть получше приготовлен — не спорю, но я должен сознаться, что никогда ни один человек в мире не доставлял мне такого глубокого наслаждения. И Мессик был недурен, это правда, но что касается свежести и нежности мяса — Гаррис оказался куда лучше! У Мессика были, конечно, свои достоинства, но признаться, он столь же был годен для завтрака, как и какая-нибудь мумия. Худ и жесток! Да как жесток! Вы себе представить не можете…
— Неужели вы хотите сказать, что и его…
— Пожалуйста, не прерывайте меня. После завтрака мы выбрали на ужин некоего Уокера, из Детруа. Тот был очень вкусен. Впоследствии я писал об этом его жене. Он был достоин всякой похвалы. А потом на другое утро нам подали м-ра Моргана из Алабамы. Он был один из лучших людей, каких я только едал — красив собой, воспитан, с утонченными манерами, говорил на нескольких языках, — словом совершенный джентльмен — и притом необыкновенно сочен. На ужин нам предназначили орегонского патриарха. Ну, тот порядочно надул нас: старый, отощалый, жесткий…
— Джентльмены, — сказал я тут же, — как вам угодно, а я подожду следующих выборов.
М-р Граймс из Иллинойса поддержал меня:
— И я тоже подожду, — сказал он. — Когда вы выберете субъекта более достойного, то я с радостью разделю вашу трапезу.
Вскоре обнаружилось общее недовольство Дэвисом из Орегона, и чтобы не нарушать доброго согласия, господствовавшего между нами с тех пор, как мы отведали Гарриса, — произвели новые выборы, результатом которых было жертвоприношение Вэкера из Джорджии. Превкусный субъект! Затем нам подавали Дулитла и Гоукинса и Мак-Элроя (насчет последнего слышались жалобы, так как он был необыкновенно мал ростом и худ) и Пенрода, и обоих Смитов и Бэйлея (у Бэйлея была деревянная нога — прямой ущерб для нас, зато в остальных отношениях он оказался недурен); затем следовал мальчик-индеец, потом шарманщик, потом некий джентльмен, по имени Векминстер — бедный, жалкий бродяга, собственно говоря, негодный ни для общества, ни для завтрака. Мы были рады, что выбрали его, пока не подоспела выручка…
— Итак, наконец, пришла-таки давно желанная выручка?..
— Да, в одно ясное, солнечное утро, как раз после баллотировки. Выбор наш пал на Джона Мурфи, и признаться сказать, лучшего субъекта невозможно было отыскать. Но Джон Мурфи остался жив, вернулся с нами на поезде, пришедшем на помощь и женился на вдове Гарриса.
— Того самого, которого вы…
— Ну да, нашего первенца. Итак, Мурфи женился на вдове и благоденствует по сие время. Ах, это была курьезная история, сэр, — целый роман. Однако, вот станция; здесь мне выходить; я должен распроститься с вами, сэр. Если когда-нибудь вы соблаговолите посетить меня, я буду душевно рад. Вы пришлись мне по сердцу, сэр; я полюбил вас.