Людолов. Мужи Великого князя
Шрифт:
– Очень глупо мне говорить такое – я могу пожелать того же с твоими близкими.
– Попробуй. Лучше сам сейчас уходи. Пока еще можешь. Эти люди – мои друзья и под моей защитой.
– Ты их не спасешь. А делить нам с тобой – нечего. Ты мне не нужен.
Теперь уже усмехнулся степняк.
– А ты – шутник. Боишься схватиться с баатуром?
Из дебрей выпорхнула стрела – Илдей лишь чуть отклонил голову, пропуская ее мимо.
– Уходи, степняк. Последнее предупреждение. Обними своих жен, поживи еще пару лет – твоя голова стоит недорого. Сейчас. Потом будем воевать. Я не хочу убивать
– Это тоже не так просто, – самодовольно похвастался Илдей, ловя каждое движение в вокруг, каждый шорох травы и кустов.
На сей раз ответом были два арбалетных болта. Увернуться от них было нелегко – практически невозможно, даже такому великолепному воину как Илдей. Но ему и не пришлось – оба болта летели не в него – и на свете стало еще на одного ватажника меньше. Звень, глухо матерясь, хватал скользкое от крови оперение болта, ушедшего на всю длину ему в плечо и пришпилившего его к дереву.
– Слышишь? Эй? – проревел Волк, закрываясь щитом. – Слышишь? Пусть уйдет хоть мальчишка! Он – ни в чем не виноват. В разбое – не участвовал никогда, никого не убивал и не пытал. Слышишь?
Враг не подавал признаков жизни – ни шороха, ни треска.
– Отпусти его? Ну?
– С чего ты решил, что он его отпустит? – ехидно осведомился степняк. – Я бы на его месте не отпускал. Сопляк – запомнит. А когда вырастит – может отомстить.
– Если шакал один – то это людолов. За мою голову назначена награда, и большая. Князю нужна моя голова, а не его. Его голова – ничего не стоит для князя. Как и твоя.
– Людолов? – степняк прицокнул языком, пробуя на вкус новое для него слово. Но атаман уже не обращал на него внимания.
– Слышишь, ты? Ну? Мальченке всего тринадцать – он еще не успел ничего натворить.
– Чего же ты так о нем печешься? – нарушил тишину неведомый убийца. – Думаешь, замолишь этим все свои грешки? От них в аду все черти разбегаться будут, не юли!
– Это сын моей сестры. Я его выкрал у нее, когда увидел, в какой нужде живут. Отпусти хлопца – и я никуда не уйду.
Лес вновь был беззвучен, словно выжидал.
– Тебе он ни к чему – отпусти его. Слышишь?
– Добро. Пусть уходит.
Волк повернулся к степняку.
–Уводи его к нашим. Там знают, что делать.
– Я останусь.
– Нет! Уводи его. И возвращайся. Коли паду – переройте весь лес, но эту погань – найдите. Ватажников – точно хватит. Не медли!
– Дядя чего это я должен уходить? Я не пойду! – заартачился молодой ватажник.
– Нишкни, щеня! Пшел домой – к мамке! И чтоб духу твоего не было здеся сей же час!
Печенег думал, склонив голову на бок, отчего его странные для славянского глаза длинные черные косы рассыпались, опустившись ниже пояса. Коротко кивнул, и атаман обрадованно крикнул.
– Не стреляй! Они – уходят.
Лес хранил гробовое молчание. Никто не стрелял по отделившимся от дерева людям – никогда вышли на середину поляны, никогда шли по тропе, пока не скрылись из виду. Казалось, враг ушел, оставив старого атамана одного. Одна стрела – всего одна, легкая, бесшумная была послана вослед ушедшим, когда они уже были очень далеко. Послана твердой рукой, точным глазом, но на Удачу – и сегодня госпожа была явно не на стороне разбойников.
Волк отбросил в сторону арбалет, стянул через голову рубаху, оставшись по пояс голым. Вытянул хазарский меч в правую руку, в левую взял длинный широкий кинжал.
– Ну? Ну, вот он я, ты же за мной шел? – атаман тряхнул мечом, пробуя кисть для боя.
– Выходи – один я! Аль ты только в спины стрелять горазд?
И вновь тишина ему была ответом.
– Где ты, тварь? Где? Выходи! Вот он я! Я тебе нужен – приди и возьми, мразь!
Волк вышел на середину поляны. Он провернул руку с саблей – клинок свистнул в воздухе как живой.
– Ну? Выходи? Витязь ты аль нет? Вот он я – здеся! Выходи, пес княжий! Трус, падаль, сукин сын! Вот он я! Ко мне шавка! Ко мне тварь, мразь, сука!
Атаман вошел в раж, глаза налились кровью – он уже попрощался с жизнью и был готов к смерти. Такие люди всегда намного-намного опаснее тех, кто хоть немного рассчитывают выжить. Но вступать в поединок – не входило в планы его противника. Враг уважил храброго разбойника – он позволил на себя взглянуть, поднявшись из густой травы на краю поляны, в двадцати шагах от атамана. Волк вздрогнул от внезапного появления людолова, совсем ни оттуда, откуда ждал, да еще и так близко от себя. Он лишь успел взглянуть в глаза своей смерти – долей секунды позже арбалетный болт пробил его храброе и жестокое сердце.
Тело еще не перестало биться в конвульсиях, когда людолов подошел к разбойнику с обнаженным ножом. Ему нужна была голова Волка, и следовало торопиться. Если он хоть что-то понимал в этой жизни – нужно было очень спешить, потому что очень скоро в этом лесу будет очень и очень жарко, а ему еще собрать все взведенные тут и там самострелы, и прочее оружие.
Через час сюда на взмыленных конях примчались оставшиеся в лагере ватажники, но они нашли лишь десяток трупов с вырезанными из них стрелами, и тело атамана – без головы. От людолова остались лишь следы трех коней, которые сведущим людям уверенно говорили только об одном – до врага уже очень далеко.
1 глава. Клятая дорога и клятый трактир.
Небо серебрила неполная, щекастая луна – вот-вот и лес, и дорогу скроет мрак и ничерташеньки не будет видно. Заросли хрусткой бузины и колючего терна, не закрывавшие всадника и наполовину, сменили кущи благородного дубняка и подлесок. Лесостепь вечно неспокойного порубежья кончилась, лес полноправно вошел в силу, покрыв густой бородой душистую прелой листвой землю. Леса тянулись до самого Киева, а подходящих дорог было немного. Конечно, можно было бы уходить лесными тропами, но с тремя конями это был тот еще подвиг и, не мудрствуя лукаво, он выбрал основной тракт. Погоня, которую он чуял день и ночь, наконец, осталась далеко позади и лошадям, можно было дать немного «роздыху».