Людовик XI. Ремесло короля

Эрс Жак

Надо полагать, что предпочтением пользовались люди, уже облеченные ответственностью и хорошо себя зарекомендовавшие. В 1479 году капитулу Анжера было настоятельно рекомендовано избрать епископом Оже де Бри, благородного анжуйца, состоящего при дворе, «и никого иного». Однако примкнувшие к королю в последнюю очередь могли получить щедрую плату и устроиться лучше, чем другие, хранящие верность уже давно. Когда освободилось место архиепископа Вьенского, король написал 8 июля 1482 года кафедральному капитулу, требуя, чтобы избрали Анджело Като. Тот, уроженец Супино под Беневенто, сначала был тесно связан с анжуйцами и бургундцами, состоял на службе у Карла Смелого, помогая ему во всем до Грансона и Муртена; а потом, поняв, что ничего хорошего здесь уже не светит, примкнул к королю, который сделал его своим врачом и духовником. Он действительно стал архиепископом Вьенским 27 июля 1483 года.

Эти вакансии и назначения

по всему королевству разжигали, как во все времена, алчность и соперничество, в особенности за аббатства, в которых окрестные дворяне были напрямую заинтересованы, часто обладая в них большим весом. Во времена короля Людовика вмешательства его самого и его чиновников привели к тому, что столкновения интересов, бесконечные тяжбы, ненависть между кланами порой оборачивались вооруженными конфликтами между отрядами вассалов, клиентов или солдат, сражениями стенка на стенку и штурмом монастырей. Карлу VII за несколько недель до смерти, а вслед за ним Людовику XI пришлось познакомиться с одним весьма запутанным, почти неразрешимым делом. Источник раздоров восходил к 1450 году, когда командорство ордена госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, расположенное в Оверни, в аббатстве Сель под Мюратом, осталось без хозяина. Оно досталось «справедливо и по закону» Гильому Понсу, рыцарю ордена иоаннитов, однако другой претендент, по имени Пьер де Брессон, тотчас опротестовал это решение. Своего он не добился, и папа Николай V приговорил его уплатить четыреста флоринов судебных издержек. Понс распоряжался аббатством Сель, пока Брессон, во главе небольшого отряда, не штурмовал его ночью, не выбросил находившихся в нем наружу и не начал судебный процесс, теперь уже в тулузском парламенте. Он потерпел новую неудачу: Гильом Понс вернулся в аббатство и оставался там «долго и без помех», поскольку его права были подтверждены приговором бальи Монферана и Горной Оверни. Брессон учинил новые иски в Риме и Париже, снова ничего не добился, однако словчил, умолчав о вынесенных приговорах, и обманом получил грамоты магистра госпитальеров святого Иоанна в свою пользу. Он собрал сто или сто двадцать подмастерьев, «вооруженных палками, в панцирях, полулатах, с кольями, мечами, кинжалами, арбалетами и прочими доспехами, опасными и запретными». Затем осадил командорство и дошел до того, что велел трубить в трубы и заставил играть менестрелей, что мог делать только король, осыпал угрозами наместника бальи, арестовал его вместе с конем и держал в плену в Мюрате судебного пристава, который явился сообщить ему постановление парламента.

Осада длилась уже больше полутора месяцев, когда Брессон привез пушки и кулеврины; осажденные, мучимые голодом, воззвали к Антуану де Вильбёфу, шурину Гильома Понса, который «всегда был ратным мужем». Бывший капитан, сильно страдавший от безденежья, нашел способ забрать свои доспехи, заложенные у одного ростовщика из Мюрата; это обошлось ему в две штуки златотканой материи. Под его командованием защитники Сели попытались пробиться наружу, и во время стычки Пьер де Брессон был убит тремя ударами кола. Гильом Понс в длинном рассказе поведал об этом злоключении королю, прося у него пощады, которая и была ему дарована.

Разумеется, не все аббатства ждали подобные войны после смерти аббата. Но череда конфликтов между законниками (в суде) и военными (в ходе вооруженных столкновений) не выглядит исключением из правил. Людовику XI, стремившемуся все решать самому, часто приходилось делать выбор между двумя партиями, выносить приговор или приказывать сделать это своим чиновникам, даже Парламенту. Ссоры затягивались до бесконечности, бальи и сенешали не знали, как положить им конец, прекрасно понимая, что любое, даже самое разумное и торжественно вынесенное решение может быть поставлено под сомнение и вызовет обращение в другие инстанции. В мае 1482 года Парижский парламент призвали положить конец спору за цистерцианское женское аббатство в Лейне, неподалеку от Фижака, за которое уже почти двадцать три года боролись Элен де Бофор и Жанна Баррас. Добрых два десятка постановлений различных судов не возымели действия. Элен де Бофор, избранная аббатисой и получившая конфирмацию от аббата

Сито в 1459 году, через полгода после того подверглась нападкам со стороны Баррасов — Жанны, ее сестры, ее брата — аббата Вильлуэна и даже сенешаля Аженуа, Робера де Бальзака. Аббатство несколько раз оккупировали и разграбляли вооруженные банды, нанятые той или другой стороной, женщин насиловали, одного капеллана «в облачении для пения» избили дротиками, сорвали с него одежду, волочили босого по церкви, королевских приставов обложили выкупом и пригрозили им смертью. Тогда король возвысил свой голос. Пора прекратить это безобразие. Пусть Парламент наконец осудит этих Баррасов и их союзников, «мы не желаем, чтобы оные оставались безнаказанны». Пусть понесут суровую

кару, «каково на то будет ваше усмотрение», а главное, судите их побыстрее, «дабы у нас более не было причины писать вам».

Восстановить мир оказалось нелегким делом. Но для короля принять сторону либо против капитула, либо против Рима, либо против того или иного семейства всегда было случаем утвердиться и присвоить чужие полномочия. Дела французской Церкви не могли от него ускользнуть.

Не всегда он сразу одерживал верх, но никогда не бросал своих и умел, потерпев неудачу, возместить ущерб своему протеже другими выгодами или привилегиями. В деле с аббатством Сент-Круа де Тальмон в Вандее он, конечно, принял предосторожности. Поскольку аббат Франсуа дю Пюи дю Фу был очень стар и тяжело болен, король попросил монахов избрать «своего дорогого и возлюбленного Жана де Балода настоятелем аббатства», как только вакансия освободится. Однако они избрали другого человека, Гильома Мешена, а Жан де Балод получил, по прямому назначению короля, аббатство Сен-Жан д'Орбестье, находившееся совсем рядом, но значительно менее богатое. Настоятель и соборный капитул Анжера не подчинились быстро и по доброй воле приказу назначить епископом Оже де Бри. Людовик XI написал им «дважды или трижды», чтобы они знали, чем рискуют. Он захотел узнать, кто именно противится его воле и подбивает их к неповиновению, угрожая: «Ежели я спознаю того, кто мне перечит, то велю ему покинуть французское королевство». Когда Оже наконец избрали, Людовик узнал, что Карл де Бурбон, архиепископ Лионский, долгое время пользовавшийся его покровительством и многим ему обязанный, отказался дать конфирмацию, как обещал. Тогда король настойчиво и грозно обратился к председателю и советникам Парижского парламента: пусть пошлют грамоты о назначении, непременно и без задержки, «не давая спуску оному кардиналу». Иначе «вы на деле узнаете, что вами недовольны».

Наконец, в 1482 году, после смерти Жана Кёра, архиепископа Буржского, стоявшего во главе Сен-Сюльпис-ле-Бурж, Людовик XI, с полного согласия папы, назначил аббатом своего советника Адриена де Энекура. Но монахи избрали Гильома Алаба; тот обратился в Парижский парламент... которому тотчас приказали не принимать его прошений. Как поступил Парламент — в точности неизвестно, но Алаба остался аббатом.

Как и в прошлом, королевские агенты проявляли излишнее усердие, выходя за рамки полученных инструкций, год от года неизменно урезая права и сферу влияния церковных институтов. Все эти люди — советники, бальи и сенешали — с редким упорством стремились ограничить вольности Церкви, свести их практически к нулю.

22 августа 1482 года архиепископ Турский Эли де Бурдей вручил королю длинный список жалоб прелатов на притеснения со стороны королевских чиновников. В этом объемистом меморандуме архиепископ говорил о несчастьях Церкви, которая не могла приспособиться к такой неусыпной опеке, и выступал защитником Балю, Гильома де Арокура, епископа Верденского, епископов Памье, Кастра, Сен-Флура, Кутанса, Лана и Се, архиепископов Тулузского и Эмбренского и даже папского легата в графстве Венессен Джулиано делла Ровере. Людовик XI не стал слишком вчитываться: через семнадцать дней, 28-го числа, он сообщил Бурдею, что тому не следует беспокоиться о делах государства, а тем более в них вмешиваться; советы его никому не нужны; пусть ограничится тем, что молится за здоровье короля.

Отказ поддержать соборные тезисы не мешал пристально наблюдать за отношениями между прелатами и Римом, перемещениями прелатов, их просьбами и переводом денег. Людовик обязал епископов проживать в своих епархиях, а папские буллы передавал на рассмотрение своих комиссаров до их опубликования. Сиру де Гокуру поручили проверять, не противоречат ли эти буллы королевскому праву и галликанским вольностям. С другой стороны, уже в сентябре 1464 года король запретил всем представителям французского духовенства испрашивать у папы бенефиции любого рода. Он не желал этого терпеть, ибо, как он говорил, из этого проистекают многие затруднения и убытки, как в виде вывоза денег, отправляемых к римскому двору, так и дополнительных расходов для семей; многие подданные короля «продали свое наследство и заняли денег у детей, родичей и друзей»; некоторые «умерли в пути в погоне за оными бенефициями, а прочие были оторваны от учения».

Позднее он поручил Гильому де Вари основать банковское общество, которое одно было бы уполномочено осуществлять перевод средств. Он созвал в Орлеане 15 сентября 1478 года всех прелатов и прочих видных деятелей Церкви, университетов и капитулов, чтобы обсудить и преодолеть затруднения, спровоцированные римским двором и утечкой туда денег из королевства. Соборные капитулы были извещены о собрании, и король поручил своему канцлеру Пьеру де Божё узнать имена неявившихся и пригрозить им конфискацией имущества, «ибо нельзя допустить, чтобы хоть один уклонился от этого дела».